Антон Первушин - Корабль уродов
― Советский Союз, что ли, твоя пирамида? ― с ехидцей подначил Игорь.
― Мимо, ― отозвался Егор. ― Наука была нашей пирамидой. Мы создали другую науку, отличную от той, которую породила Европа. Науку простых решений. Науку, сумевшую запустить спутник. Науку, взорвавшую атом. Науку, заглянувшую за измерения. Да, у нас мало нобелевских лауреатов, но это не значит, что мы хуже других, ― просто признание и справедливость часто расходятся друг с другом. Главным «чудом света» СССР была наука! Поэтому я приклоняюсь перед учеными, перед тобой, Андрей. Вам казалось, что вы удовлетворяете личное любопытство за государственный счет, а на самом деле вы созидали эпоху. И только благодаря вам нас всех, сирых и убогих, будут помнить даже в те времена, когда и России не останется.
― Ага, ― поддакнул Игорь, ― как помнят арабских астрономов.
― Примерно так, ― подтвердил Егор снисходительно. ― Арабские астрономы назвали небо, а мы сделали его жилым.
― Иллюзии, ― очень тихо и очень мрачно сказал Тяглов. ― Ничего вы, дилетанты, не понимаете. Но иллюзии для собственного успокоения придумывать горазды. Сдохла наука. Еще до нашего рождения сдохла. Подергивается только. Гальванизируемый труп. Кто такой настоящий ученый? Думаете тот, кто с умным видом с кафедры вещает? Нет, настоящий ученый был Гильзин. Он мог и с кафедры повещать, а потом снять пиджак и пойти к станку. Или в Кратер. Так и двигают науку на самом деле. А мои, с позволения сказать, преподаватели настоящими учеными уже не были. Только и могли, что теориями заниматься, статьи пустые клепать. Чтобы руки испачкать, ни-ни. Так и сдохла наука.
― Никто и не отрицает, что всё плохо, ― сказал Егор. ― Знаю я, что в Институте делается. Сам здесь живу. С вами. Но есть ведь еще ученые. Есть настоящие искатели. Такие, как ты.
― Никакой я не ученый, ― отозвался Тяглов. ― И не искатель. Нечего тут обсуждать. Давайте лучше выпьем. За египтян с их пирамидами!
Компания просидела в «Миссисипи» до вечера. Андрей хмелел на глазах, а Шахмагонов всё не мог улучить минутку и без свидетелей допросить бывшего коллегу. К Тунгусскому Телу не возвращались. Обсуждали всякую ерунду, но в конце концов начали расходиться. Первыми, покачиваясь и поддерживая друг друга, ушли критик Егор и художник Леголас. Через некоторое время вдруг озабоченно засобирался журналист Игорь. Чтобы Тяглов не надумал уйти с ним, Шахмагонов купил еще графинчик. Сам он чувствовал себя хотя и навеселе, но вполне адекватным ― поскольку старался за народом не гнать.
Попрощавшись с журналистом, Эдуард перебрался на диван, поближе к Тяглову:
― Ты где обитаешь-то сейчас, Андрюха?
Тот посмотрел на него, не узнавая, но ответил:
― Да я всего полгода из колонии откинулся. Жена развелась заочно. По друзьям слоняюсь. У тебя можно переночевать?
Это был подарок судьбы.
― Конечно! ― обрадовался Шахмагонов. ― Поехали в гостиницу. У меня номер люкс. По дороге возьмем и еще квакнем, вот так.
Он расплатился с официантом и вызвал такси. Чтобы Тяглов не заснул, Шахмагонов спросил у него:
― Так ты сидел, оказывается? За что, если не секрет?
― За чистосердечное признание, ― ответил Тяглов. ― Сам на себя всё написал. И сам во всём раскаялся. Так что суд проявил снисхождение. И жил я вполне сносно. В поселении. Зэка настоящих и не видел почти.
Шахмагонов насторожился:
― А в чем ты признался?
― В незаконном искательстве. В выносе артефактов. Еще 191-ю пытались шить. Но тут я уперся рогом. Иначе светило совсем не по-детски.
Шахмагонов вздохнул с облегчением, но развивать тему пока не стал.
До гостиничного номера Тяглов добрался вполне нормально, а потом вдруг взъярился.
― Ты куда меня привел?! ― пьяно заорал он на изумленного Шахмагонова. ― Ты здесь был?! Ты че, сука, задумал?!
Потом Тяглов разом обмяк, сел в кресло и натуральным образом разрыдался. Плакал он по-мужски неумело, размазывая слезы по лицу и подвывая.
― За что они их? ― вопрошал Андрей в пространство. ― За что? Они дураки были. Дураки. Обыкновенные дураки. Но ведь добра хотели. Для всех хотели, не для себя. Говорили, есть у нас в космосе друзья. И они нам помогут, если будет совсем плохо. Плохо нам, плохо. А друзей всё не видно. Нет никаких космических друзей. Так что и смерть ваша ничего не изменила. Не могла изменить. Всё забрали, всё. Ничего не осталось. Ни модели, ничего. Пустота…
Тяглов закрыл лицо руками, и некоторое время плечи его сотрясались. Потом он успокоился и поднял глаза на Шахмагонова:
― Чего стоишь? Наливай!
Шахмагонов быстро открыл бутылку и наплескал водку в грязноватый гостиничный стакан. Тяглов застыл над стаканом и спросил твердо, словно трезвый:
― Чего тебе надо от меня, Эдик?
Шахмагонов понял, что настал момент истины. Если упустить его, Тяглов уйдет в глухую «несознанку», и тогда правду из него клещами не вытащишь. Ведь чего с него взять? Опустившаяся личность. Имущества нет. Родственников нет. После отсидки. Жена развелась и, похоже, нашла свою настоящую половину.
― Из Института утек весь запас черного тела, ― быстро сказал Шахмагонов. ― По заданию правительства я разыскиваю его. Сибирцев утверждает, что изъятием антрацита занимался ты, вот так. Это правда?
Тяглов аж вскинулся.
― Ну, сука! ― снова заорал он, потрясая воздетыми к потолку кулаками. ― Всё простить не можешь, тварь?! Порву на тряпки падлу!
И снова весь запал вышел из него в одно мгновение, как воздух из проколотого шарика. Тяглов сел, глотнул водки и сказал севшим голосом:
― Врет твой академик. Я тогда старался под началом Хозы. Не до того мне было. Если кто и знает, куда запас ушел, то сам Хоза. К нему обращайся. Я не при делах…
― Всё понял, ― сказал Шахмагонов. ― Спасибо, Андрей.
― Можно я посплю? ― рассеянно попросил Тяглов.
― Конечно, спи, ― охотно разрешил Шахмагонов. ― В соседней комнате есть кровать.
Тяглов, тяжело ступая, перешел, лег в одежде и ботинках прямо на покрывало, и через минуту уже храпел.
Шахмагонов спрятал початую бутылку в холодильник и постоял, соображая. Время было позднее, почти восемь часов, однако Хоза, если не в отъезде, должен находиться в офисе. Тянуть до утра не имело смысла, по Ванаваре наверняка поползти уже слухи о приезде московского гостя, а Хозу надо брать «тепленьким». И Шахмагонов отправился на Заимку.
Хотя стемнело, половина фонарей не работала, а вдоль дороги на Заимке лежали непролазные сугробы, Эдуард почти сразу нашел здание бывшей санэпидстанции. Его нынче украшало огромное светящееся табло с надписью «ООО „Искра-Модерн“». Ворота были заперты на замок, а по территории молча бегали большие черные собаки. Пришлось Шахмагонову поплясать на снегу в ожидании, пока охрана проснется и соизволит пустить его внутрь.
