Пол Андерсон - Кокон
Абрамс опустился в кресло, как бы приглашая гостя к беседе.
— Боже праведный, — тяжело вздохнул он, затем процедил сквозь зубы: — Меня никогда не покидало ощущение, что мир стремительно гниет, и последние события — очевидное тому подтверждение. По-моему, мы упустили время для борьбы…
— А каким, собственно, оружием вы собирались?.. — поинтересовался Трембецкий.
— Для начала можно попробовать это. — Абрамс махнул рукой в сторону генератора поля.
— Чтобы изготовить несколько штук и обучить группу, потребуется время.
— Но Дэйв… — голос Лии Абрамс дрогнул. Чтобы замять неловкость, девушка принялась раскладывать еду по тарелкам. — О, извините, — обратилась она к Коскинену и Вивьен. — Вы, должно быть, умираете от голода.
Несмотря на напряжение, Коскинен внимательно к ней присмотрелся. Конечно же, он помнил, что у Дэйва есть сестра, но ей было всего пятнадцать, когда они улетали. И сегодня он совсем не ожидал увидеть ее такой — стройную и гибкую, сероглазую, с веснушками-пылинками, едва видимыми на изящном носике, каштановыми волосами до плеч и походкой балерины. У нее, должно быть, такая же сила воли, как у отца, подумал Коскинен. Натан Абрамс не рассказал жене о настоящей встрече, боялся, что она не выдержит, зато дочь присутствовала здесь наравне с ним, конечно же.
И она весьма кстати напомнила о завтраке. Он действительно зверски проголодался, но никак не мог решиться взять, наконец, вилку в руку, пока девушка, словно прочтя его мысли, не предложила:
— Приступайте. Не притворяйтесь, что трудности довели вас до потери аппетита. И знаете, я тоже чего-нибудь съем, с вами за компанию.
Вивьен улыбнулась:
— Вы тактичны, но себя не забываете. Это справедливо. Спасибо, мисс Абрамс. Мы теперь все в одной упряжке.
— В этом я не совсем уверен, — заметил Трембецкий.
— Что ты имеешь против, Ян? — спросил Абрамс намеренно громко.
— Ну… — протянул поляк.
— Я ведь не предлагаю ничего опрометчивого или поспешного, ты же понимаешь. Самое главное для нас — вернуть Дэйва и всех остальных с корабля, и действовать мы должны с максимальной осторожностью. Хотя, рано или поздно, нам придется…
Абрамс умолк на полуслове, но Трембецкий резким тоном досказал за него фразу:
— Вступить в борьбу с собственным правительством, да?
— Да… С Маркусом, по крайней мере. Никто не посмеет сказать, что я хочу этого или хотел когда-либо раньше, я вообще не боец, но Маркус помешан на силовых методах, у него мания величия. Мы должны его остановить.
— Сейчас не время для обвинительной речи, Нат, — оборвал его Трембецкий. — Неофашизм не появляется на пустом месте, так же как не рождаются из ничего императоры. То, с чем столкнулись мы, называется иначе — это цезаризм, отличающийся от цезаризма времен Рима только тем, что возник в республике с более высоким технологическим развитием. И возник, заметь, как средство первой помощи, как средство выживания в условиях термоядерного века. Попробуй сбросить Цезаря с трона Империи! Цена твоего поступка всегда была и будет одна — гражданская война и ослабление страны, окруженной племенами бессовестных варваров.
— Нонсенс! Я никогда так не думал!
— Это практически неизбежно, Нат. Это только кажется, что бескровный переворот нравственнее открытой революционной борьбы. И в том, и в другом случае неизбежно последует развал зыбкого баланса социальных сил. Что означает — экономический хаос. В этих условиях, когда общество не способно обеспечить себя за счет собственных внутренних ресурсов… открывается прямой путь к тоталитарной диктатуре. И народ — люди, населяющие страну, сами потребуют, чтобы во главе их стала сильная личность. Свобода не становится слаще от вида смертельно голодных детей. По крайней мере, для большинства выбор будет однозначен. Маркуса поддерживают миллионы только потому, что вы и вам подобные не сумели ни наладить отношения с враждебными зарубежными странами, ни избежать перенаселения; вы потворствовали неравномерному распределению богатств, низкому культурному уровню людей. И если сейчас верхние классы Америки займутся междоусобной войной, это будет самая настоящая катастрофа. Разобщенность — самое страшное из зол, потому что любое дело, начинаемое без согласования сил, заведомо обречено на провал. Даже если нам удастся уничтожить Маркуса, я уверен, пришедшие ему на смену лидеры в первую голову уничтожат нас с вами. Поэтому, не учитывая даже всех практических трудностей, связанных с реализацией и осуществлением столь грандиозного и мелодраматического замысла, я считаю — именно на нас лежит ответственность за всю страну. И именно это соображение не дает нам права ввязываться в авантюру.
— Когда ты помогал освобождать Краков от коммунистов, ты почему-то о высоких материях не задумывался, — с горечью заметил Абрамс.
— То было в молодости, тогда решения давались проще, — вздохнул Трембецкий. — Да и выбора особого не было…
Нагнувшись к Коскинену и Вивьен, Лия шепнула:
— Он из Центральной Европы. Папа наткнулся на него в каком-то польском городе и уговорил переехать в Штаты.
Коскинен смотрел на Трембецкого со всевозрастающим почтением. Военные и послевоенные годы были трудными для всей Америки. Но, самое главное, войскам противника так и не удалось вторгнуться на континент, страна избежала паники и хаоса даже после того, как ракеты врага практически уничтожили все крупные города. А этот человек не только сумел выжить в голодные времена, но каким-то образом выкроил время, чтобы получить образование…
— Не поймите меня превратно, — пояснил Трембецкий, — я не предлагаю с покорностью отдать инициативу в руки Маркуса, чтобы он затем прихлопнул нас «во имя стабильности и должной безопасности в обществе». Я вообще не представляю, как это мы добровольно согласимся поднять руки вверх. Ты, Нат, не робкого десятка, я, смею уверить, тоже, но «Дженерал Атомикс» не наша с тобой частная Империя. Она даже не государство в государстве, и я, честно говоря, этому рад, потому что, получив в свое время в распоряжение мощнейший интеллектуальный потенциал и почти безграничную власть, она может стать тем, чем становиться не должна. Впрочем, это все далекие перспективы, а сейчас, Нат, я хочу, чтобы ты уяснил одно: ты не можешь себе позволить делать резких движений, ты — человек-на-виду. И раз любое твое действие слишком заметно, мы не имеем права включать тебя в какой бы то ни было тайный план. Ты должен честно признаться самому себе, что большая часть твоей энергии пойдет на то, чтобы вилять хвостом, дабы замаскировать нелегальные ходы. А отсюда следует, что и ходов будет мало, и КПД у них будет мизерным.
