Павел Амнуэль - Маленький клоун с оранжевым носом
Большие деньги наверняка тогда в деле крутились, миллионы или десятки миллионов. И в тот момент, когда Шауль сказал свои слова, стоя с Аликом в тени масличного дерева, возникло еще одно ответвление Мультиверса, и если здесь наш Шауль своей угрозы не исполнил, то в другой ветви другой уже Шауль мог поступить совершенно иначе… Наверняка поступил иначе, потому что ответвление только тогда и возникает, когда человек может поступить иначе, не так, как поступил здесь. Шауль мог прийти там к Алику в домик – скорее всего, выбрав время, когда Алик был один, и опять между ними произошел разговор, и тогда тот Шауль вышел из себя, он не был прирожденным убийцей, это точно, но он был вспыльчив – это тоже факт, – и если Алик опять наговорил ему глупостей, то он мог…
Если Шауль это действительно сделал, то как сейчас развивается следствие в том мире?
Никак не развивается, о чем это я? В той ветви Алик жив и здоров, а тот Шауль, наверно, благодарит судьбу за то, что его вспышка не привела ни к каким видимым последствиям.
– А вчера, – заключил Шауль, – меня вообще в Иерусалиме не было. Свидетелей – сто.
– Зачем же ты мне про тот давний случай рассказал? – полюбопытствовал я. – Вдруг я решу продолжить дело Алика и пойду в полицию?
– К дьяволу ты пойдешь, дорогой Матвей, а не в полицию! – расхохотался Шауль. – Ты думаешь, я совсем дурак? Все документы давно в порядке, так что…
– Зачем ты мне рассказал? – повторил я. – Молчал бы уж…
– Да? Я не знаю, что тебе успел наговорить твой приятель. Это раз. Второе: тебя я тоже хорошо изучил, человек ты настырный, о каких говорят «нудник». Будешь копать, ничего, конечно, не откопаешь, но оттого твои подозрения только увеличатся. Теперь ты знаешь. Ты и я. Успокоился? Больше не будешь донимать меня своими звонками?
– Не буду, – сказал я.
– Ну и хорошо, – кивнул Шауль. – Тогда будь здоров. Десять минут кончились. Даже двенадцать, но я не жадный.
Я выбрался из машины и сказал, наклонившись к окну:
– Ты знал, что у Алика были два длинных ножа для разрезания бумаги? Он привез их с собой из России.
– А что? – нахмурился Шауль.
– Ничего. Знал или нет?
– Не помню, – отрезал Шауль и включил двигатель. Мне пришлось отскочить в сторону и полной грудью вдохнуть выхлопные газы. Надо бы действительно заявить на него в полицию. В дорожный отдел. В его машине явно не в порядке двигатель…
* * *Олег Дмитриевич Караганов. Возраст – шестьдесят три года. Высокий худой мужчина с седой щетиной, из-за которой он все время выглядел небритым и неопрятным. Я не понимал, почему он не отращивал настоящую приличную бородку или не сбривал щетину к чертям собачьим, ведь выглядел он обычно, как бомж, хотя был на самом деле заместителем начальника на небольшом, но вполне прибыльном предприятии, производившем разные мелочи по заказам более крупных заводов: переходники для труб, например, или затычки для ванн – самую странную продукцию, какую я видел в своей жизни. Когда мы переехали из кибуца в Иерусалим, то сняли квартиры в одном районе – Неве-Яакове. Хотели в одном доме, но не получилось – от меня к Алику было пять минут хода неспешным шагом. Семья Карагановых жила в том же подъезде, что Алик, двумя этажами выше: Алик – на первом (первом по-израильски – если мерить советскими мерками, то на втором), а Карагановы – Олег Дмитриевич, его жена Мирра Семеновна и разведенная бездетная дочь Фаня – на третьем, самом последнем. Я до сих пор не знал причины, но ведь не могло так быть, чтобы Олег Дмитриевич невзлюбил своего соседа безо всяких оснований. А ведь невзлюбил – причем настолько, что взгляды, которые он бросал на Алика, проходя мимо него по лестнице или во дворе, могли бы убить, будь это лучи лазера или выстрелы из пистолета. Я несколько раз спрашивал Алика о том, что произошло между ним и соседом, в чем причина странных отношений, но Алик лишь пожимал плечами и говорил, что не имеет ни малейшего представления: ну не понравился он этому человеку, изначально не понравился, бывает такое, ничего с этим не поделаешь, не переезжать же из-за этого на другую квартиру!
Действительно. На другую квартиру, в конце концов, года два назад, если мне не изменила память, переехали Карагановы – заводик, где начальствовал Олег Дмитриевич, в конце концов закрылся, пришлось ему искать новую работу, а в его возрасте это было, мягко говоря, затруднительно, в Иерусалиме он так ничего и не высмотрел, и потому, когда подвернулась опция в Петах-Тикве, семья, естественно, снялась с места и скрылась в направлении, которое Алика совершенно не интересовало.
Да и я ничего не знал бы о новых координатах Олега Дмитриевича, если бы не повстречался с ним случайно на центральной автостанции в Тель-Авиве. Странное существо – человек. Мы бросились друг к другу, как старые друзья, хотя в свое время едва кивали при встрече, и минут десять сумбурно делились сведениями, в числе которых оказался и новый номер телефона Карагановых. Зачем я его записал? Не мог же я тогда предвидеть, что когда-нибудь стану звонить Олегу Дмитриевичу, чтобы задать странный (ну очень странный с точки зрения нормального человека!) вопрос о том, знал ли он, что у Алика есть два острых ножа для разрезания бумаги.
Среди подозреваемых Олег Дмитриевич стоял у меня на последнем месте: жил он не в Иерусалиме, причина его нелюбви к Алику могла быть элементарной до неприличия и вовсе не требовала решительных действий, о ножах он мог и не знать, хотя (и это единственное обстоятельство не позволило мне исключить Караганова из списка) в иерусалимской квартире Гринбергов бывал не один раз: не чаи распивать приходил, при его-то странной нелюбви к хозяину, но по разным бытовым поводам – спички, например, у него кончились, или белье какое-то свалилось с их веревки на Аликин балкончик. Как-то при мне он пришел со своей дочерью-разведенкой – Фане нужно было срочно решить математическую задачу, она готовилась сдавать тест для поступления на очередные курсы; видимо, Фаня и настояла, чтобы отец пошел с ней к соседу, одна она почему-то стеснялась – не только Алика, но вообще всех мужчин на свете. Муж, как мне представлялось, потому ее и бросил, что она стеснялась даже его, и, видимо, интимной близости стеснялась тоже, бывают, говорят, такие женщины – вот и детей у нее не было. Как бы то ни было, Фаня с папашей пришли к Алику разбираться с тестовыми задачами, Фаня сидела на диване, как на иголках, Олег Дмитриевич примостился на кончике стула между дочерью и Аликом, а я наблюдал за этой сценой, стоя у окна. Мог в тот приход Олег Дмитриевич увидеть в ящике компьютерного столика два длинных ножа? Мог, безусловно. И даже наверняка видел, если не был слеп.