Елена Грушко - Венки Обимура
— Он! — обрадовался мужик.
— Да в Лаврентьевку, сказывал…
Мужичок пал рядом с Егором, словно ноги у него подкосились от такого известия.
— В Лаврентьевку, — бормотал он, бестолково катая голову по траве. — Нашел я его! Нашел. Сколько лет, сколько…
Он осекся, глянул на Егора, словно почуял в нем опасность. Что-то было в его голосе смутно знакомое, слышанное давным-давно… Но слепило солнце, Егор сонно прикрыл глаза. И тут же дремота овеяла голову, и он поплыл, поплыл под мерное бормотание рядом:
— Вековечный спутник его и преследователь… На всякое добро — зло есть. Мутил душу травознаю, мутил и… Тяжко, тяжко мне, но участь такова. Его изгублю — и сам, в свой черед… И когда воспрянет он, я тоже воспряну, побреду вослед… Тут крепкий сон взял Егора, серебряный свет поплыл — и ничего больше он не слышал.
* * *Еще колыхались пред взором памяти эти тихие волны, а глаза уже открылись и с изумлением видели окружающее. Бьется датчик на виске, пальцы вцепились в руку Антонова. Как только на ногах удержался! Антонов все еще полулежит в кресле. Брови сведены, губы беспокойно вздрагивают.
Что произошло? Егор стал объектом собственного опыта… Но почему сейчас, в присутствии именно этого человека?
Антонов шевельнулся, прерывисто вздохнул, пробуждаясь. Он был необычайно бледен. Егор, мигом забыв о себе, с тревогой нагнулся к нему, встречая его первый взгляд, — и дрогнуло сердце.
— В поле лежит — служивый человек… — прошептал Антонов, выходя из забытья.
— Михаил Афанасьевич! — Егор схватил его за плечи. — Что с вами?
Антонов слабо улыбнулся:
— Все в порядке. — Сел, выпрямился. — Да… теперь я понял…
— Что?
Он помедлил с ответом.
— Ну, например, почему были так потрясены Дубов и Голавлев. Это действительно ощущения страшные — по силе реальности. Но знаете что? Мне почему-то кажется, что если бы опыты проводил кто-то другой, человек со стороны, ничего не произошло бы потрясающего. Да, да, поверьте мне, старый ворон не каркнет мимо!
— Не понимаю, — искренне сказал Егор. — То есть я тоже соучастник памяти, как «букет»? — И вспомнил свое изумление: почему именно в присутствии Антонова возникла в памяти встреча с колодезником?
— Именно так, — твердо произнес Антонов. — Мне надо кое-что обдумать… Разумеется, я не запрещаю вам расшифровывать мою пленку, более того — прошу сделать это как можно скорее. Мы, к сожалению, сегодня улетаем, ведь завтра мне надо выступать на Совете нашей комиссии. Я знаю, что скажу! А потом я приеду снова. Или лучше вы ко мне, в Москву.
«А вот этого никогда не будет…»
— Егор… можно без отчества? Ведь вы, несмотря ни на что… я хочу сказать, что вы еще молоды. Прошу вас, очень прошу, расскажите, как вам вообще пришла эта идея о пробуждении памяти с помощью растений? Каков был толчок?
Они сели рядом. Егор молчал. Не потому, что вспоминал, нет. Он прекрасно помнил тот случай, хотя минуло сорок лет. Его поражало собственное состояние. Такой радости от общения с человеком он не испытывал давно, давно! Антонов, будто древний язычник к душе травы, нашел путь к душе Изгнанника. Но Егор сознавал, как неимоверно трудно будет рассказать Антонову правду, не сказав этой правды.
— Это было… давно. Отдела и совхоза тогда не существовало… то есть я здесь еще не работал. Просто шел по остаткам леса — и вышел на поляну, где я, очевидно, когда-то бывал. То есть я хочу сказать, что там бывали мои предки, — путался он.
Антонов жестом остановил его:
— Во время сновидения мне казалось, что все это происходит не с другим, не с предком моим, а со мной. В этом-то и состоит страшная сила ваших опытов. Несомненно, то же испытали и мои предшественники… Поэтому говорите просто — «я». Ведь все понятно!
— Понятно?..
А Егору непонятно, как рассказать о том времени, когда многое было позади, и прожито, и окаменело в памяти, и он один на исстрадавшейся земле, которой не было до него дела никогда… но ведь и ему не было дела до нее! Надо думать, как жить. Он попытался найти работу в городе, это было просто, ведь город еще не излечился от войны, руки нужны! — но правду говорил Куратор, когда впервые напутствовал его в лесу и советовал не отдаляться от места высадки. Егор в этом не раз убеждался, вот и сейчас — начал болеть и принужден был вернуться туда, где топтался годы и века. Он рассчитывал устроиться в новый совхоз. Да… он шел по траве, и устал, и прилег, и синий журавельник, любимый им, склонился к его лицу.
«Травы, обреченный вам, живу я. Вы моя жизнь. Куда мне теперь?»
Травы молчали — да, сперва они молчали. А потом будто легкий звон прокатился по поляне — и началось нашептанное ими воспоминание. Оно было столь же внезапным, как сегодняшнее, но о том же! Тогда тоже вспомнил Изгнанник о встрече с колодезником, а еще о том, как спустя месяц, в придорожном кабаке, из похмельного, нечаянного разговора, узнал, что в Лаврентьевке утопил мир крещеный пришлого лиходея, что выдавал себя за колодезника, а сам колодези травил, смертоубийственные снадобья в них сыпал. Схватил его за руку да открыл народу глаза тоже пришлый — мужичонка ушлый, смышленый, доглядливый…
Ну как рассказать об этом Антонову?
Грянул звон. Оба вздрогнули. Телефон!
— Слушаю?
— Это Голавлев. Вы так и не ответили мне.
— Насчет чего?
— Насчет пленки.
— Знаете, что-то я ничего не пойму. Вы согласились участвовать в опыте, верно? Расшифрую пленку и отдам вам копию.
— Если вы это сделаете, если только прикоснетесь к ней!.. Я пойду на все, чтобы вы никогда в жизни не избавились от неприятностей. Вы понимаете, с кем связываетесь? Мы с Дубовым…
Егор вздохнул. «До часа последнего путь мой исчислен и жребий измерен!» Три дня, и сегодняшний уже катится к закату! И он с наслаждением ответил:
— Вы не можете даже представить, насколько мало это меня волнует! — И положил трубку.
Антонов пристально смотрел на него:
— Не думал, что дойдет до этого. Я сразу понял, кто звонил и о чем шла речь.
— Взгляните! — Егор вынул из шкафа конверт, на котором значилась фамилия Голавлева, и показал зубчатый квадратик: — Вот из-за этого кусочка магнитной ленты столько шуму!
— Да уж! Однако вы ничего не рассказали…
— Может, в другой раз? — смущенно спросил Егор, сунув конверт в ящик стола.
— А будет ли он? — с непонятным выражением произнес Антонов.
Егор вскинул на него глаза, и в этот миг дверь в лабораторию осторожно открылась.
— Служба наблюдения вызывает Управление Космического Надзора. Куратор № 1 вызывает старшего инспектора К.Б.О. С. Тругу!
