Джон Броснан - Небесные Властелины
Джен забилась в угол постели.
— Ты хочешь обладать мной, пусть даже против моей воли, — заявила она обвиняющим тоном.
— Ну, это слишком прямая постановка вопроса, но, вообще-то — да…
— Это называется изнасилование.
— Нет, нет, ничего подобного, — запротестовал Мило. — Я не собираюсь заставлять тебя. Это вовсе не изнасилование.
— А что же, по-твоему? Ты угрожаешь отдать меня всем прочим скотам, если я не позволю тебе проникнуть в меня. Насколько я понимаю, это изнасилование.
Он холодно смотрел на нее.
— Уверяю тебя, девушка, секс со мной — это не просто «проникнуть». Но я еще раз подчеркиваю, что не собираюсь брать тебя силой.
— То, что ты не воспользуешься физической силой, еще ничего не значит. Изнасилование бывает разное, — возразила она.
Мило провел рукой по лысине и сказал:
— Послушай, это же просто деловое предложение. Ты должна сделать то, чего не хочется, в обмен на то, что тебе необходимо.
— Все ясно. Я разрешу тебе насилие, а ты разрешишь мне остаться в живых. Это, по-твоему, деловое предложение?
Вид у него был раздосадованный.
— Я не собираюсь тебя насиловать, а что касается продажи своего тела, то это, естественно, деловое предложение. Это называется проституцией, одним из древнейших занятий в мире. Женщины — и мужчины тоже — с незапамятных времен продавали свое тело за деньги, за пищу и за другие блага.
— Если кто-то не хочет половых сношений, но обязан вступить в них в целях выживания, то это изнасилование, — твердо сказала Джен.
— Нет, это слишком прямолинейно, — возразил Мило, — Представь, например, женщину, которая хочет вести более роскошный образ жизни, и для этого она спит с мужчиной, даже не испытывая к нему влечения; ведь это не изнасилование, правда?
Джен нахмурилась.
— Может быть, и нет, но ведь я сказала «в целях выживания», а это — совсем другое. Женщину, которая должна продать свое тело, чтобы остаться в живых, попросту насилует мужчина, который пользуется своим положением. И сколько бы он денег или еды ни давал ей — он насильник, и не более того.
— Не думаю… — выдавил Мило.
— А то, что ты предлагаешь мне, имеет одну цель — выживание, — быстро сказала она, воспользовавшись паузой, — секс или жизнь. Или, иными словами, это изнасилование.
Он уставился на нее рассерженно.
— Хватит с меня твоих минервианских догм, — отрезал он. — Это всего лишь проблема понимания, и дальнейший спор бессмыслен. Вот мой ультиматум. Ровно неделя тебе на то, чтобы принять мое предложение. Если ты согласна, отдашься мне по собственной воле, без всякой болтовни об изнасиловании и прочей минервианской чуши. Если к концу недели ты не примешь моего предложения, я снимаю свое покровительство, и ты остаешься одна. Принимаешь условия?
Джен некоторое время молчала, потом сказала:
— У меня есть неделя, чтобы принять решение?
— Да. Это я гарантирую.
— Очень хорошо. Через неделю я скажу тебе. — Она прислонилась спиной к хлипкой стенке и сложила руки на груди.
Мило, казалось, успокоился.
— Хорошо, — сказал он и улыбнулся ей.
Она не улыбнулась в ответ.
Джен уже приняла решение, и ей стало легко. До конца недели она сумеет пристроить свою бомбу в таком месте, где она принесет наибольший ущерб и сбросит Небесного Властелина с его облачного насеста.
После того как Джен как будто бы примирилась с его сексуальным шантажом, Мило снова принял сочувственный вид. Он предложил ей еще сухарь, пообещав, что они закусят более основательно, когда выспятся. Потом снял с плетеной кровати тонкий матрас и постелил его на полу.
— Можешь спать здесь. Так будет удобнее, чем на кровати.
Джен поблагодарила его и растянулась на матрасе. Она страшно устала, но в то же время не могла заснуть. Она боялась того, что может ей присниться.
Мило стоял рядом, глядя на нее сверху вниз.
— Если хочешь, можешь снять одежду. Я тебя не трону. Обещаю.
— Нет, я останусь в ней.
Он пожал плечами и потянул застежку своего комбинезона. Когда он стянул одежду, она бросила лишь один — и не слишком заинтересованный взгляд на его фигуру, потом повернулась на бок и закрыла глаза. Ничем не примечательное тело, как у всех мужчин. Совершенно безволосое, но у минервианских мужчин было тоже очень мало волос. Половые органы — вполне заурядные, хотя Джен отдавала себе отчет, что ее знакомство с мужскими половыми органами основывается лишь на ее опыте общения с Саймоном. Единственная странность заключалась в том, что Мило не так уж мощно сложен. Во всяком случае, с виду он не производит впечатления человека, способного так легко справиться с могучим Банчером.
Она услышала, как под Мило скрипнула кровать. Через тонкие стены до Джен доносились неотчетливые голоса. Где-то далеко рыдала женщина. «Интересно, — подумала она, — выключают ли здесь свет?» Просвечивало даже сквозь закрытые веки.
Свет ламп на потолке стал красным. Она увидела языки пламени: это опять горела Минерва. Она слышала крики, взрывы, вновь видела ничего не соображающую Элен, как она спотыкается, прижимает к груди окровавленный обрубок руки…
Джен открыла глаза. Худшие опасения подтвердились: кошмар двух последних суток уже поджидал ее, притаившись в сознании. Она еще не успела заснуть, но картины уже вырывались наружу. Во сне ей придется пережить все это снова. Но теперь ее уже неотвратимо клонило ко сну. Ей не удастся долго бодрствовать, несмотря на неприятный зуд по всему телу из-за той белой жидкости. Глаза закрылись сами собой.
Но кто это кричит? Ужасный вопль: высокий и пронзительный. Он так и разрывал нервы. Джен в тревоге огляделась, но все застилал дым. Вскоре из дыма ей навстречу выбежала Марта. Шерсть шимпанзе горела, с головы до ног Марта была охвачена пламенем. Когда она подбежала ближе, Джен услышала, как трещит и пузырится ее кожа. «Нет!» — крикнула Джен, когда Марта в панике прыгнула и вцепилась в нее. Они слились в общем вопле, а горящие сильные руки шимпанзе в отчаянии сжимали ее…
Джен кричала до истерики, пытаясь высвободиться из этих рук, но не могла; слишком сильными были они.
— Ш-ш, амазонка, — шепнул голос ей в ухо. — Успокойся, это только сон. Все в порядке.
Жар пламени на коже исчез, хотя ее по-прежнему сжимали сильные руки. Наконец она сообразила, где находится: в кабинке Мило, хотя теперь здесь стало темнее. Она перестала кричать.
— Ради Бога, угомони свою суку! — проревел мужчина в соседней кабинке.
— Теперь лучше? — мягко спросил Мило.
— Я… я… не знаю. Что со мной? — Она дрожала как в лихорадке, ее руки так тряслись, что, казалось, вот-вот начнутся судороги. Джен овладел безотчетный ужас, как будто она падала в бездонную пропасть.
