Анна Старобинец - Икарова железа (сборник)
Она ведь специально искала нижние. Неблагодарность и хамство.
Капучино оказался премерзкий, и Охотин пожалел, что не согласился на чай. Ольга долго и истово размешивала сахар в стакане. Отхлебнула – и снова завела ту же волынку. Что, мол, вот, все нормальные люди семьями отдыхают, только мы одни почему-то не по-людски, почему-то раздельно… Малиновая бабулька сострадательно кивала в такт Ольгиной речи.
– Ну вы можете со мной выйти, – дежурно отозвался Охотин. – Я ж не против вас взять.
– Он не против! – так и передернулась Ольга. – Он не против нас взять к своей той. Нет уж, спасибо. Лично мне одного раза хватило.
…Полгода назад Ольга съездила вместе с ним. После того раза она и стала так говорить: «твоя та». Охотин сначала удивлялся, доказывал, что это же ведь абсурд, как можно в такой ситуации ревновать?! Потом обижался и злился, просил ее выражаться иначе, – а в последнее время смирился. Действительно ведь, это совершенно разные люди. Есть эта и та. Ту он любил. Эту жалел и терпел…
– …Я тоже не хочу с папой! – капризно подала голос Дашка. – Я далеко хочу. Далеко, как договорились! А в следующий раз на самолете. Вы мне обещали!
НЖД и Воздушный Флот поделили направления четко: поезда отправлялись назад, неспешно, по старинке, чух-чух, а самолеты – вперед, навстречу прогрессу. Поговаривали, правда, что скоро можно будет путешествовать и вообще непосредственно, без иллюзий, но Охотин в это не верил. Транспортировка без транспортного средства – прямой путь к безумию. Знакомый психотерапевт был, кстати, с Охотиным совершенно согласен.
…Дашке действительно давно уже обещали, что летом на самолете. Вместе с классом. Она и в этот раз истерила, хотела на самолете, но они с Ольгой отказались категорически. Дважды они уже все вместе летали – в первый раз на сотню вперед, в другой раз аж на пятьсот, – и оба раза Дашка была в полном восторге, а им не понравилось. Тоскливо и жутко там было, и языком они совсем не владели… Пришлось откупиться от Дашки обещанием, что на поезде отправятся на этот раз действительно далеко.
– Только что-нибудь развивающее, – поставила ей условие Ольга. – Образовательное.
Пока Дашка выбирала по каталогу «образовательное», Охотин набрался смелости и признался жене, что лично он далеко не хочет. И вообще не хочет никаких новых маршрутов.
– Ты пойми, для новых мест я уже, наверное, слишком стар, – сказал он. – Хочется по-пенсионерски так, знаешь… Возвращаться туда, где уже бывал… Где мне с гарантией хорошо…
– С гарантией, – ядовито повторила Ольга и приготовилась плакать. – С той у тебя, значит, гарантии…
…Проводник принес, наконец, замусоленный квадратный поднос с серебристыми капсулами и бутылками минералки. Дал на подпись стандартные бланки («Я, Михаил Петрович Охотин, паспорт номер такой-то, о возможных осложнениях поставлен в известность…»), улыбнулся резиново, во всю пасть:
– Простая формальность.
С влажным хрюканьем включился динамик, бодро зарапортовал с потолка:
– Уважаемые пассажиры! Компания «Новые Железные Дороги» и туристическое агентство ООО «Цайтгайст интернешнл» рады приветствовать вас в нашем фирменном поезде «Князь Владимир». Напоминаем, что перед началом путешествия каждому пассажиру необходимо проглотить индивидуальную капсулу, запив ее достаточным количеством жидкости, и принять удобную позу. Мы просим всех провожающих покинуть вагоны поезда. Желаем вам приятного путешествия!
…Как обычно, минуты через две после капсулы, тронулись. Малиновая старушка сразу же зашуршала пакетами и фольгой, разложила на пропитанных жиром салфетках холодную курицу. По купе разнесся запах приправленной чесноком падали – но Охотин тут же одернул себя: никакого запаха нет, к черту собачьи рефлексы!.. «Что за люди, – подумал он с раздражением, когда запах послушно исчез. – Путешествие духа, транспортировка сознания, а в сознании у них – дохлая курица»…
Ольга стразу же застелила белье и улеглась спать, носом к стенке. Дашка долго рылась в нежно-розовом девичьем чемодане (вот что за бабская страсть набирать с собой так много вещей, даже когда можно вообще без них), в конце концов вытянула откуда-то с самого дна путеводитель по раннему палеолиту с изображением насупленного неандертальца на обложке и утащила его к себе на верхнюю полку. Охотин подумал, что неандерталец отчетливо напоминал их соседа, дегенерата Толяна с третьего этажа…
– Ой, а вы, эт самое, к прапредкам, да? – малиновая бабулька завистливо проводила путеводитель глазами.
Дашка нахально ничего не ответила. Охотину стало за нее, как всегда, неудобно.
– Дочка с женой в палеолит, да, – вежливо отозвался Охотин. – А я вот раньше сойду, в восемьдесят восьмом…
И зачем-то добавил, словно бы извиняясь:
– Молодость у меня там…
– А я в двух тыщ третий, март месяц, – с готовностью доложила старушка и вгрызлась в куриную кость. Она явно ждала от Охотина какого-нибудь вопроса.
– А что так недалеко? – послушно удивился Охотин, хотя ему совершенно не было интересно.
– Да я, эт самое, на поминки, – бодро объяснила старушка. – Супруг мой в том году помер…
– Так а что ж на поминки? – уже искренне удивился Охотин. – Можно же проехать подальше, чтоб живой еще был?..
– Ну, живой… – странно замялась старушка. – Живых боюсь я их, эт самое… А так, помянуть чтобы, это по-божески, это мне, эт самое, нравится…
Малиновая старушка еще что-то говорила, Охотин не слушал, но вежливо очень кивал, а когда совсем надоело, вышел из купе в коридор, уткнулся горячим лицом в стекло. Отчего-то стало вдруг некомфортно, как-то неестественно, что ли. «Стекло должно быть холодным», – тут же сообразил он, и стекло стало холодным.
Так и стоял, смотрел на мелькающие за окном, в серой мороси, картины поздних нулёвых: скучные торговые центры, скучные многокилометровые пробки, скучные люди… Стоял и думал об Оленьке. Той Оленьке, юной, любимой, из восьмидесятых… В последнее время он стал к ней часто наведываться в май восемьдесят восьмого. Хорошее время. Пронзительно нежная, пахнущая травой, ручьями и кошками весна. Ей девятнадцать. Она все еще живет вместе с родителями. Она учится на втором курсе. Через год он с ней познакомится. Через три на ней женится. Через шесть, в девяносто четвертом, будет выкидыш – и у нее исчезнут ямочки на щеках. Через десять, в девяносто восьмом, появится Дашка – и она начнет хмурить лоб и повышать голос. И перестанет быть Оленькой – той Оленькой – навсегда. Но пока это все не скоро. Она не знает, что все это будет. Она не знает, почему по ночам ей снится незнакомый мужчина. Через полгода, на их первом свидании, она расскажет ему, стыдливо хихикая, что «это судьба». Что она видела его в своих снах еще до знакомства. Только он был в этих снах как будто бы сильно старше… На том первом свидании он ее не поймет и ей не поверит (хотя и сделает вид, что поверил). Он поймет ее позже, гораздо позже, когда она располнеет и станет Ольгой. Когда «Цайтгайст интернешнл» начнет свои перевозки, и он впервые отправится в весну восемьдесят восьмого, и не удержится, и нарушит запреты, и войдет в ее сны. И вступит в контакт – хотя контакты запрещены, – и позволит себе много лишнего. И будет любить ее по ночам, а днем незримо присутствовать, как, собственно, и полагается…
