Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
— Доктор Джефферсон?
— Да, Дон?
— Вы случайно не знаете венерианского дракона, который называет себя Сэр Исаак Ньютон? — спросил он и на всякий случай просвистел настоящее имя венерианца.
— Не делай этого! — резко остановил его доктор.
— Чего не делать?
— Не выпячивай не по делу свое происхождение, во всяком случае сейчас. Почему ты спрашиваешь об этом э-э… Сэре Исааке? — доктор говорил очень тихо, едва шевеля губами.
Дональд рассказал ему о случайной встрече на вокзале.
— Когда я оттуда уезжал, то был совершенно уверен, что полицейский за мной следил. И теперь тот же самый человек сидит вон там, только теперь он в штатском.
— Ты уверен?
— Кажется, да.
— М-м… ты можешь и ошибаться. Или он просто пришел сюда после службы, хотя полицейскому тут делать нечего, с его-то жалованьем! Слушай, не обращай на него внимания и давай больше о нем ни слова. И о драконе тоже. И обо всем остальном, что хоть как-то касается Венеры. Сделай вид, будто ты просто веселишься, но очень внимательно прислушивайся ко всему, что я тебе буду говорить.
Дон попробовал так и сделать, но теперь ему было трудно сосредоточиться на веселье. Даже когда вновь появились танцовщицы, он почувствовал, что его так и тянет обернуться и посмотреть на человека, испортившего им вечеринку. Тарелку с запеченным грегарианом убрали, и доктор заказал для Дона блюдо под названием «Гора Этна». Кушанье и вправду напоминало вулкан — над верхушкой даже тянулась вверх струйка пара. Дон зачерпнул немного и понял — а ведь действительно лед с огнем. Блюдо то остужало, то обжигало небо, и он с удивленьем подумал: «Как можно такое есть?» — но из вежливости и с опаской попробовал еще ложечку. Вскоре он обнаружил, что все съедено, и даже пожалел, когда больше ничего не осталось.
В перерыве представления Дон попытался порасспросить доктора Джефферсона, что тот на самом деле думает о военном психозе, но доктор решительно перевел разговор на занятия его родителей и принялся рассуждать о прошлом и будущем Системы.
— Сынок, пусть тебя не волнует день сегодняшний. Все это просто мелкие неприятности, которые неизбежно предшествуют объединению Системы. Через пять сотен лет историки вряд ли их даже отметят. Будет Вторая империя — к тому времени уже шесть планет.
— Шесть? Вы что же, серьезно думаете, что нам когда-нибудь что-то удастся сделать с Юпитером и Сатурном? Вы, наверно, имеете в виду спутники Юпитера!
— Нет, я говорю о шести «настоящих» планетах. Мы подтащим поближе к огоньку Плутон и Нептун, а Меркурий отодвинем подальше, чтобы немножечко поостыл.
Мысль о перемещении планет поразила Дона. Она звучала дико, невероятно, но он не стал спорить, коль скоро его собеседник придерживался мнения, что все в мире возможно.
— Роду человеческому необходимо жизненное пространство, — продолжал доктор Джефферсон. — В конце концов, Марс и Венера населены разумными существами, и мы не можем продолжать их колонизировать, не прибегая к геноциду, да и неясно, чем обернется геноцид, даже с марсианами. Но перестройка этой Системы — не более чем инженерная задача, пустяк по сравнению с тем, что мы еще сделаем. Через пятьсот лет вне Системы будет больше землян, чем внутри нее; нами будет кишеть пространство возле каждой звезды класса G[126] в округе. Ты знаешь, что бы я сделал, будь я в твоем возрасте, Дон? Я бы постарался получить койку на «Первопроходце».
Дон кивнул головой.
— Хотелось бы.
«Первопроходец» — звездолет, который не был рассчитан на возвращение, — начали строить на Луне и на орбите вокруг нее еще в те времена, когда Дон и на свет-то не появился. Скоро корабль должен был отправиться в полет. Все или почти все ровесники Дона, по крайней мере в мечтах, хотели на нем полететь.
— Конечно, — добавил доктор, — без невесты тебе не обойтись.
Он показал на сцену, которую снова заполонили танцоры.
— К примеру, вон та блондинка. Как она тебе, ничего? По крайней мере, здоровая.
Дон улыбнулся, сразу почувствовав себя опытным сердцеедом.
— Вряд ли ей понравится судьба пионерки. По-моему, ей и здесь неплохо.
— Лучше спросим ее саму. Сюда, пожалуйста, — доктор подозвал метрдотеля, и сунул ему на лапу. Вскоре блондинка уже была возле их столика, но подсаживаться не стала. Ударил тамтам, его поддержал оркестр, блондинка принялась петь и напела Дону таких нежностей, которые смутили бы его даже в разговоре с гла-ay на глаз. Он больше не чувствовал себя ловеласом — наоборот, кровь прилила к лицу, и всякое желание брать эту женщину к звездам в момент пропало. Но все равно Дон был доволен.
Артисты уходили со сцены, когда свет внезапно мигнул и из громкоговорителей разнеслось:
— Угроза вторжения из космоса! Угроза вторжения из космоса!
Огни как один погасли.
3. ОБЛАВА
На какое-то бесконечное мгновение воцарилась кромешная тьма и полная тишина; не слышалось даже приглушенного жужжания вентиляторов. Потом посреди сцены вспыхнул крошечный огонек, озаривший лицо выступающего комика. Он нарочито нелепо гнусавил:
— Следующим звуком, который вы услышите, будет… рев труб Страшного Суда! — он хихикнул и быстро затараторил: — Сидите спокойно, ребята, и крепче держите бумажники: кое-кто из прислуги в родстве с начальством. Это просто учения. Во всяком случае, у нас над головами футов сто бетона, а пачка закладных и того толще. Ну а теперь, чтобы вы как следует настроились на следующий номер, выпейте-ка разок за счет заведения! Следующий номер — мой! — он подался вперед и крикнул: — Герти! Тащи-ка то пойло, что мы так и не смогли втюхать клиентам под Новый год!
Дон почувствовал, что напряжение в зале спадает, и тоже расслабился. Поэтому, когда его запястье стиснула в темноте чья-то рука, испуг его был сильнее вдвое.
— Тихо! — шепнул ему на ухо доктор.
Дон послушно поплелся за ним. Джефферсон, по-видимому, хорошо знал, что здесь и где: они вышли из зала, не натолкнувшись ни один стол и лишь однажды впотьмах задев кого-то из публики. Похоже, они шли по длинному коридору, где было темно, как в угольном ящике, потом свернули за угол и остановились.
«Но выходить нельзя, сэр,» услышал Дон чей-то голос. Доктор ответил так тихо, что слов было не разобрать. Что-то зашуршало; они снова двинулись вперед, вышли в какую-то дверь и повернули налево. Потом зашагали по новому туннелю. Дон был уверен, что это пешеходный туннель возле самого ресторана, хотя в темноте они, кажется, повернули под прямым углом. Доктор Джефферсон по-прежнему сжимал запястье Дона и молча тащил его вперед. Вновь поворот, а за ним — лестница, ведущая вниз.
