Сергей Галихин - Эра Водолея (главы из романа)
Положив трубку, Костя развалился в кресле и включил телевизор. Делать было вроде как нечего, а спать ему пока не хотелось. Экран еще не загорелся, но Зубков уже услышал неспешную, отрывистую речь Компотова. Костя взглянул на часы. Компотов не изменил своему стилю. Он, как и всегда, говорил, делая секундную паузу почти после каждого слова.
«…Как бы там ни было на самом деле, — говорил Компотов, — народ, общество приняло так называемую поющую революцию достаточно спокойно.
Весь день на улицах города продолжались праздничные гулянья, к вечеру перешедшие в карнавал. Люди собираются большими группами, танцуют вальсы, поют песни. Мэрия позаботилась о том, чтобы праздник был полноценным. По городу курсирует несколько сотен автолавок, прямо с колес снабжая людей напитками, закусками и мороженым. Спонтанный праздник был обеспечен всем необходимым. Милиция не вмешивается и спокойно наблюдает за происходящим, пресекая редкие случаи нарушения общественного порядка.
Праздник продолжается. Новая власть обещает настоящую демократию, свободу слова, свободу мысли. Ну что же, посмотрим. Еще ни одна власть не объявляла, что с первых же дней ее правления начнется террор. В конце концов, история знает сотни примеров…»
Зубков не дослушал, какие же примеры знает история, и выключил телевизор.
….
……..
……….
Глава 24
«Нарушение конвенции о биологическом оружии»
Индустриальный город. Два часа дня. Жара. Августовское солнце расплавило асфальт, и он стал мягким. Хозяин кафе подметал с пола стекла от разбитой ночью витрины. Милицейский патруль из пяти человек в полном спецобмундировании с поднятым забралом из небьющегося пластика, обильно потея, мерно вышагивал по тротуару. Сержант непринужденно поглаживал пальцем спусковой крючок автомата. Шел третий день, как Наташа ушла из дома и не вернулась.
Зубков сидел в пустом летнем кафе и допивал вторую бутылку «Боржоми».
Переполненный автобус, первый за два часа, подкатил к остановке, фыркнул, и его двери с трудом открылись. Люди, стоявшие на остановке, ринулись к автобусу, когда тот еще до конца не остановился, и попытались опровергнуть утверждение водителя, что машина не резиновая. Штурм сопровождался отборным матом и банальными бытовыми оскорблениями. Автобус был зеленого цвета, но сейчас это не имело ни малейшего значения.
Еще неделю назад цвет автобуса определял количество остановок, которые он сделает на своем маршруте. Красный останавливался на каждой остановке.
Желтый — через одну, зеленый — через две. Еще неделю назад в этом была своя прелесть. Теперь же это было неважно. Наземный транспорт стал ходить крайне нерегулярно. В магазинах опустели полки, а то, что на них еще осталось, стоило в двадцать раз дороже, чем неделю назад. Большинство горожан сидели дома и ждали хоть какой-то ясности. Комитет обещал порядок и закон, но не было видно ни того, ни другого. По стране поползли слухи, что вклады населения будут полностью заморожены до окончания переходного периода, а зарплата будет выплачиваться карточками на продукты. С продуктами у народа было все в порядке, по крайней мере на ближайшие два месяца, и возможно, поэтому большинство работоспособного населения воспользовалось конституционным правом раз в год взять десять дней дополнительного отпуска за свой счет в любое удобное время. Конституцию пока еще не отменили.
Костя допил минералку и взглянул на часы. Восемнадцать минут третьего.
Человек, обещавший принести документы, обличающие, по его словам, новую власть во всех смертных грехах, опаздывал почти на полтора часа. Ждать дальше не было смысла. Костя подозвал хозяина кафе и, расплатившись за минералку, поднялся со стула.
Неторопливо вышагивая, Зубков перешел через дорогу и направился в редакцию. Он был небрит и выглядел невыспавшимся. Ему навстречу пробежали четверо мальчишек с потрепанным футбольным мячом в руках.
Вчера Костя ездил в клинику. Ответ, услышанный там, был как приговор, окончательный и не подлежащий обжалованию. Колесникову не видели уже несколько дней. Когда Костя вернулся домой и прислонился спиной к закрытой двери, его затрясло от страха, что он больше никогда не увидит Наташу, и от бессилия что-то изменить.
До редакции Зубков добрался через сорок минут. В дверях он столкнулся с каким-то капитаном внутренних войск. Костя обернулся, держась за дверную ручку, и проводил капитана взглядом. Ему показалось, что он где-то его видел, но, так и не вспомнив, вошел в здание. Встреча не состоялась, и, не заходя в свой отдел, Костя спустился в подвал к дяде Юре.
— Уроды! — в сердцах высказался Михалыч, выйдя из дверей чуевской коморки и, хлопнув дверью, пошел прочь по коридору, в противоположную от Зубкова сторону. Костя проводил его взглядом и открыл дверь начальника отдела снабжения.
— Чем это ты его так обидел? — лениво спросил Костя, войдя в кабинет Моисея.
— Это не я, это Мукин.
Дядя Юра бросил на стол городскую газету и, встав с кресла, подошел к холодильнику.
— Пива хочешь? — спросил он, открыв белую дверь.
— Давай, — ответил Костя, присаживаясь в кресло.
Чуев достал две бутылки холодного пива и, открыв их, передал одну гостю.
Зубков сделал несколько глотков и взял со стола газету. На первой полосе красовался заголовок «Ложь — основа разложения нации». Под заголовком помещалась статья, сообщавшая горожанам о том, что новая власть намерена прекратить порочную практику использования незаконно приобретенных карточек, а позже вообще отменить деление на сектора.
— А что его так расстроило? — спросил Костя.
— Бордели в красном секторе обслуживают только владельцев красных карточек, — напомнил дядя Юра, — настоящих карточек.
— Вот это проблема, — согласился Костя и сделал глоток пива. — Как же народ будет сексуально обслуживаться?
— Строго по закону.
— Чего они прицепились к этим карточкам? — удивился Костя. — Насколько мне известно, подделывали только красные карточки. Но деньги-то на них переводились с настоящих счетов. По магазинам с ними никто не ходил.
Только по борделям. Так что экономического урона никакого.
— Правильно, — подтвердил дядя Юра. — Компьютер легко распознавал «левую» карточку. Стоило тебе пару раз отовариться в магазине вне сектора проживания, и ты получал штраф. А в следующий раз могли и посадить.
— Так в чем же дело?
— Ложь — основа разложения нации.
— Они даже не представляют, чем эта борьба за чистоту помыслов обернется.
— Вот именно, — согласился Чуев. — Государство годами разрабатывало схему невинного обмана, втягивало в него население.
![Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ]](/uploads/posts/books/108058/108058.jpg)