Наталия Никитайская - Вторжение Бурелома
- Мария, от тебя исходят флюиды желания. Я задет - время еще есть, может, заедем ко мне, чай, не первый день знакомы - долго валандаться не будем...
- Ты спятил, Юрочка! - воскликнула я достаточно фальшиво. - Я же не девка, чтобы меня, блин, на час снимать!..
Последняя фраза прозвучала с такой приближенностью к оригиналу Вере - что у Юрки отвисла челюсть:
- Ну, даешь. Характерности в тебе - позавидовать! С кого слизала?
- Есть тут одна.
- А у меня, - опять перешел на шепот Юрка, - есть одна... пиесочка. Оч-чень современная. И главная героиня - прямо этот "блин". Как будто для тебя написана. Когда будешь сколачивать театр, посмотри. Приятель мой предложил ее нашему Старику, да тот с негодованием отверг. А уж поверь мне: хорошая пьеса. Не чернуха, не порнуха - чувство юмора и жизни колоссальное. И каждому есть, что играть.
Я посмотрела на Юрку с подозрением. Я точно помнила, что ничего определенного ни ему, ни Мишке не сказала.
- Значит, ты уже сделал вывод, что про театр я обмолвилась неспроста?
- Сколько раз тебе говорить, Маша, я - рационалист и тебя умею вычислять. Ты говорила о театре, потому что что-то маячит...
- Может, ты и переспать предложил, чтобы местечко в театре для себя забронировать, - я сделала паузу и, чтобы скрасить грубость вопроса, добавила, - блин!..
- Ты же знаешь: дела и постель не смешиваю. Просто ты нуждаешься в ласке. Не Левчику же тебя отдавать.
"Да не больно-то он и берет..." - мысленно прокомментировала я. А ответила со смехом:
- Ну ты, блин, даешь!.. А театр-то "нам только снится", увы! Я мечтаю, Юра, уйти из кабака и выдумываю себе варианты, фантазирую на сон грядущий.
- Допустим, Маша, я тебе поверил, - сказал Юрка, и мы простились.
На пороге мне снова повстречалась Маруся с полным бидоном еды для кошек.
- Все носишь? - спросила я.
- А чего же не носить, раз Лев Петрович распорядились. Да мне и понравилось, - Маруся с готовностью остановилась поговорить. - Кошки меня уже со всей округи знают. Подхожу, одна из-под машины вылазит, другая - из подвала, а которые уже столбиком возле плошек сидят. И до чего же вежливые попадаются: ни за что есть не примутся, пока не потрутся об ноги благодарят, значит.
- А Льву Петровичу рассказывала?
- Откуда! Они на меня и не смотрят, да и не было их уже давно.
- А ты все-таки увидишь - расскажи, доставь ему радость, может, и он с тобой отправится посмотреть на дело рук своих!..
- Скажешь тоже. Шутить ты, Маша, здорова. И потом: боюсь я их очень...
Маруся отправилась по тропинке во двор соседнего дома, и меня потянуло за ней вслед, еле удержалась, чтобы не пойти. И хорошо сделала, потому что, не пройдя и двух шагов, Маруся обернулась:
- А что, правда, что Верку вчера прямо на сцене трахнули?! Та еще блядь!..
- Маруся! Как не стыдно! Женщина же ты. И сплетню эту ни сама никому не повторяй, ни другим не разрешай. Вере вчера досталось, но того, о чем ты спрашиваешь, не случилось, слава Богу.
Маруся только фыркнула: явно осталась при своем мнении, и что хуже чужая беда воспринималась ею со злорадством. Это злорадство меня расстроило.
Я прошла в гримерную, разделась и отправилась к Мишке. Он уже ждал меня. И не просто так ждал, а со сметой в руках:
- Посмотри, тут первоначальная прикидка расходов. В одном варианте помещение театра мы арендуем, в другом - выкупаем в собственность... Без учета инфляции и взяток чиновникам...
- Миша, ты обалдел?! Кто - мы?! Какого - театра?!
Мишка хитро мне подмигнул:
- Ги-по-те-ти-чес-ко-го... - по складам произнес он.
Они все подталкивали меня к решению, которого я еще не приняла, да и не могла принять: никакие объяснения не убеждали меня, что подарок Бурелома - случись он в действительности - не таит в себе изрядного подвоха, тем более, что меня предупредили о его вероломстве. Да если бы и не предупредили, я и сама понимала: за каждый проглоченный кусок надо заплатить. И то, что форма оплаты выглядит столь невинной - очень смущало. И пока я не пойму, почему именно я избрана Буреломом, не будет никакого моего согласия. Но мысль о том, что когда-нибудь может настать момент моего полного освобождения от работы, сдобренной запахами кухни и самодовольным сопением пьяных купчиков, что я смогу заниматься настоящим искусством, полагаясь на свои способности и вкус, мысль эта отчаянно будоражила, заставляла работать фантазию, и фантазия, кажется, брала верх над муками совести: главное, ничего не выпытывать, ни до какой правды не докапываться, а просто пользоваться моментом и делать свое дело - единственное, к которому я подготовлена.
- Дай сюда, - сказала я Мишке и протянула руку за сметой, - любопытно, в какую сумму может нынче обернуться придворный театришко.
Сумма была астрономической. И меня это несколько успокоило: Бурелом, вероятно, не понимает, во что ему может обойтись его затея.
До представления оставалось время. Я чувствовала себя усталой и решила вздремнуть на нашей обшарпанной козетке в гримерной. Подстелила душевое полотенце, легла и провалилась в сон.
Что-то мне приснилось странное. Я стояла одна посреди зеленой и ровной земли, а надо мной простиралось нежно-голубое и ровное небо. Было хорошо и спокойно. Как вдруг по небу пробежали разряды, а затем что-то затрещало, как будто туго натянутую ткань прорезали огромные ножницы, и оказалось, что там - над тонюсеньким слоем голубого шелка - тяжелая, гнетущая серая масса. Она шевелилась, она заполняла собой все пустоты, и становилось страшно, потому что казалось: вот, еще мгновение - и не будет ни зеленого, ни голубого - одна только эта серая вязкость... "И меня, меня тоже не будет!" - вдруг спохватилась я. И тут увидела, как отовсюду появились люди. В руках у них были большущие иглы с нитками. И они - вытянув руки, непропорционально длинные - ухватывали расползающуюся голубую ткань и сикось-накось - нервничая и торопясь, сшивали края. Там, среди этих людей я увидела известного всей стране академика, которого даже при этой поспешной работе не покидала мягкая, чарующая, интеллигентная улыбка. Там был порывистый, чуть желчный, замечательный наш симфонический дирижер. Там была нежно любимая зрителями балетная пара - они трудились как-то особенно слаженно и швы у них ложились ровнее и плотнее... Там было много людей. Какой-то мальчишка работал неумело, но старательно. Какие-то девочки... Там я увидела Анастасию Ивановну, нашу библиотекаршу. Я обрадовалась и кинулась к ней.
- Анастасия Ивановна, я хочу помочь. Где взять иглу?..
- А разве у тебя ее нет? - удивленно спросила Анастасия Ивановна.
Я посмотрела на свои руки: и правда, в правой - была игла.
И руки мои сами собой принялись за работу.
- Анастасия Ивановна, - заталкивая нечто серое за скрепляемые края ткани, привычно обратилась я к старой библиотекарше с вопросом - сколько разъяснений получила я от нее за годы учебы! - А что мы зашиваем, почему?..
