Вячеслав Куликовский - В дни торжества сатаны
Я не ошибся: начавшиеся повсеместно кровавые усобицы и вспыхнувшая вскоре вторая европейская война заставили сначала враждующие государства, а за ними и нейтральные страны стремглав покатиться в пропасть социальной революций. Затем события пошли своим логическим путем: пламя бушевавшего в Европе пожара перекинулось в Египет, потом в Индию, Китай и, наконец, в Японию.
Как вы помните, следующими этапами коммунизма были южно-африканские республики и бывшие британские колонии в Австралии. Как только красный флаг взвился над этими странами — мне стало ясно, что очередь за Америкой. Она была последним оплотом старого мира, единственной частью земной суши, не захлестнутой еще волнами красного потопа. Победа, одержанная коммунизмом на четырех материках, давала ему возможность бросить все освободившиеся и притом наиболее активные силы на наши континенты.
За это говорило все: и то, что Америка была последней цитаделью капитала и буржуазии, и то, что она была богаче всех прочих материков, и то, наконец, что до последнего времени все попытки разложить ее не имели особенного успеха.
События показали, что сделанные мною выводы были вполне правильны. Когда десятки тысяч агитаторов наводнили оба материка, когда они повели везде и всюду яростную пропаганду; когда беспрестанно, хотя и в разных местах, начали вспыхивать волнения и беспорядки — я понял, что рано или поздно мы будем побеждены неутомимым и настойчивым врагом. И я начал готовиться к отступлению.
— Что же вы сделали?
— Прежде всего, я наметил себе тыловую позицию. Я выбрал этот остров. Как он был мною открыт — я вам уже говорил…
Мельком взглянув на Джорджа и заметив, что лицо его выражает далеко не обыкновенное и весьма напряженное ожидание, я продолжал…
Милостивые государи, — я не буду злоупотреблять вашим вниманием. У меня нет ни малейшего желания затруднять вас и себя тем длинным повествованием, которым я усладил, в этот памятный мне вечер, слух моего гостя. Буду краток.
Я подробнейшим образом рассказал Джорджу все, начиная от момента, в который у меня зародилась мысль о колонизации острова и до бегства моего с континента. Я не скрывал ничего — моя игра требовала откровенности. Развязной откровенности подвыпившего человека.
Я с увлечением распространялся даже о мелочах. О том, например, сколько рейсов совершил между континентом и островом купленный мною гигантский транспорт прежде, чем он перевез все необходимое для превращения затерянного среди моря клочка земли в цветущий уголок культурного мира.
Джордж слушал молча. Он ни разу не перебил меня, ни разу не задал вопроса. Только по временам он с каким-то особенным выражением взглядывал на меня. И несколько раз я замечал при этом, что в глазах его горели странные огоньки.
Очень-очень странные. Смею вас уверить.
Когда я окончил повествование, Джордж помолчал с минуту. Потом налил себе и мне вина и, подымая бокал, проговорил:
— От души пью за ваше чудесное спасение, мистер Гарвей. Радуюсь и тому, что вы живы, и тому, что вам удалось избегнуть участи большинства богатых людей — то есть стать нищим.
В его голосе при этих словах прозвучала такая искренность, что для меня не подлежала ни малейшему сомнению его радость. Единственное, что мне осталось не совсем понятным, это то, к чему относилась эта радость: к тому ли, что я жив, или к тому, что я не стал нищим.
Вставая с места, чтобы поблагодарить Джорджа, я умышленно раза два сильно качнулся. Когда он заметил это, его глаза блеснули удовольствием.
— Скажите, — сказал он, снова опускаясь на свое место — вы упомянули, как будто, что вам удалось ликвидировать только три четверти вашего состояния? Что же вам помешало докончить ликвидацию?
— Ничто не помешало. Я не ликвидировал некоторых заводов, фабрик и рудников потому, что надеюсь еще когда-нибудь владеть ими.
— Да? Конечно, это возможно. И в какую сумму оцениваете вы ваше имущество, оставшееся на континенте?
— Около двух миллиардов.
— А какая сумма, если не секрет, обращена вами в золото?
— Пять с лишним миллиардов.
Глаза Джорджа расширились.
— Однако… Я никогда не предполагал, что ваше состояние достигает таких размеров.
— Ну, сейчас у меня немного меньше. Этот остров все же стоил мне кое-чего.
— Примерно?
— Около миллиарда.
— Все же остается еще более чем огромная сумма, — как бы про себя сказал Джордж. И, подумав, прибавил:
— Скажите, неужели вы не боитесь держать на острове столько денег? Ведь все может случиться…
— Что, например?
— Ну, мало ли… Ведь у вас здесь все-таки две тысячи человек. Разве вы можете поручиться за всех?
— До последнего человека, мой друг. До последнего человека. Так же, как за самого себя. Это во-первых. Во-вторых, повторяю, золото было перевезено под видом ящиков с консервами и патронами.
— Все же….
— В-третьих — оно хранится в таком месте, о существовании которого известно только мне и двум моим ближайшим друзьям. Надежное место, мой друг. Смею вас уверить — очень надежное. Чужому человеку без плана никогда его не найти.
Говоря это, я кропотливо и медлительно обрезал новую сигару и, сквозь опущенные веки, исподтишка следил за Джорджем.
Мне с трудом удалось сохранить серьезность при виде выражения его лица. Это было замечательное выражение. Замечательное. Странная, никогда до сего времени не виданная мною, смесь чувств. Целая гамма их.
Тут было и торжество и разочарование. И озадаченность и глубокое раздумье. И тайная радость и досада.
Но весь этот калейдоскоп мыслей продолжался не более одной секунды. Когда я зажигал обрезанную мною, наконец, упрямую сигару — лицо Джорджа имело уже свое обычное выражение.
— Скажите, кстати, мистер Гарвей, — проговорил он самым беспечным и равнодушным тоном, — каким образом удалось вам вторично разыскать этот затерянный остров? Помнится, вы упоминали как-то, что он не обозначен ни на одной самой подробной карте.
— Совершенно верно. О существовании острова, кроме его обитателей, никто в мире не подозревает. Но тем не менее, я нашел его. И очень легко. Если понадобится, я найду его еще миллион раз. Где бы я ни был.
— ???…
— Вы слышали что-нибудь о секстанте и астролябии?
— Конечно.
— Ну так вот — когда тайфун в первый раз пригнал к этому острову мою яхту, я был настолько предусмотрителен, что тогда же вычислил его местонахождение. Вычислил и занес остров на морскую карту.
— Кроме вас, известно еще кому-нибудь местоположение острова?
Он положительно начинал забавлять меня, этот милейший Джордж. Видимо, решив, что я совершенно пьян, он утратил всякую осторожность. Он с инквизиторским видом допрашивал меня, выпытывал вещи, явно составлявшие мою тайну. И воображал при этом, что я ровно ничего не замечаю.
