Елена Первушина - Охота на джокера
- О каких обстоятельствах вы говорите?
- О вмешательстве э... иных сил.
- Кто вам рассказал об этих обстоятельствах?
- Право, не помню. Кто-то из слуг.
"Отец Андрей", - подумала Рида, но Майкл бросил в ее сторону быстрый взгляд и она смолчала.
- Может быть, вы помните, как был одет мейнхеер Юзеф?
- Я могу ошибиться. Не забывайте, это было довольно давно. Коричневая куртка, голубая рубашка, брюки, кроссовки. Ничего необычного.
- А в карманах не было ничего примечательного? Или, может быть, что-то упало за подкладку?
- Нет, ничего. Разве что... И куртка и брюки со спины были испачканы.
- Чем?
- Просто пылью. Не кровью, не землей. Да, вот еще, куртка была чуть-чуть порвана. По шву у ворота и там, где вшиты рукава.
- Словно тело тащили по полу?
- Да. Пожалуй, да.
Рида вздохнула с облегчением.
- Ну, это уже кое-что. Большое вам спасибо. А что касается самого трупа, ничего не показалось вам странным?
Врач мужественно попытался припомнить еще что-нибудь.
- Показалось. Это мелочь, но... Зрачки. Они были разного диаметра. Правый на два-три миллиметра больше.
"Свихнулся от усердия", - подумала Рида.
- И о чем это может говорить?
- О внутричерепной гематоме. Но, повторяю, никаких следов травмы, даже малейших ссадин на голове не было. Я смотрел очень тщательно. Да и смерть в таком случае наступает обычно через несколько часов.
- Я читала, что такое случается, скажем, при инсульте.
Доктор снисходительно улыбнулся:
- О, конечно, да. Но инсульт в таком возрасте? Это невозможно.
- Отравление?
- Да, многие яды действуют на мышцу, сужающую зрачок. Но на оба глаза одинаково. Или это какой-то неизвестный мне яд. Но даже в этом случае - не могу себе представить.
- Аневризма? - впервые подал голос Майкл.
Врач взглянул на него с благодарностью.
- Вы считаете? Да, конечно. Врожденная аневризма сосудов головного мозга. Это действительно может многое объяснить. В момент напряжения, физического или нервного, она разрывается и - картина кровоизлияния в мозг. Конечно. Скажите пожалуйста, - он повернулся к Риде, - мейнхеер Юзеф не страдал головными болями?
Когда они остались вдвоем, Майкл спросил:
- Рида, а от чего, собственно говоря, умирают за темной завесой?
Рида покусала палец, собираясь с мыслями.
- Хороший вопрос. Видите ли, Майкл, в том мире обычная материя как бы не существует. То есть, разумеется, никуда она не девается, просто становится неощутимой для наших глаз, ушей, пальцев.
("Институт благородных девиц", - подумал Майкл.)
- Чтобы увидеть что-нибудь за Темной Завесой, - продолжала Рида, игнорируя его скептическую ухмылку, - надо захотеть это увидеть. И не просто захотеть, а думать об этом непрерывно, отбросив прочие мысли. А чтобы двигаться там, нужно постоянно держать в уме свою цель. Понимаете?
- Понимаю. Продолжайте.
- А все, что вы чувствуете, напротив, обладает там весьма ощутимой реальностью, независимой от вашей воли и желаний. И если джокер не умеет контролировать свои эмоции, они каскадно усиливаются и убивают его. Чаще всего умирают от страха, но убить может и гнев, и отвращение, и даже радость. Это первое, чему учится джокер: помнить свою цель и правильно использовать страх. Он должен быть лишь сигналом опасности, не больше.
- Но каждому когда-то не хватает выучки? Он сталкивается с чем-то таким, от чего его подкорка выходит из под контроля?
- Совершенно верно. Это, видимо, случилось и с Юзефом.
- Значит, вы были правы, когда говорили о естественной смерти?
- Да. Но тело тащили по полу.
ИНТЕРМЕДИЯ
Девять лет назад. Нефелла.
Маленький город, белый собор, ползущие с гор облака. Гесперида, начало лета.
Двое студентов в гостинице. Они уже два месяца путешествуют по Нефелле, раздумывая, не сменить ли университет.
Деньги кончаются.
Студенты едят раз в день в самом дешевом кафе некий суп, называемый "Зольянка."
Острый густой навар, кружки сосиски и грибы. Горячо, сытно, но через неделю уже поступает к горлу.
Еще есть белый, горьковатый пахнущий травами хлеб и чай в пакетиках. Иногда молоко.
Можно было бы написать родне, попросить денег и двинуться дальше, но жара незаметно ввергает студентов в полную апатию. Внутренний голос подсказывает, что "Зольянка" в других городах ничем не отличается от здешней.
Один из двоих, Карел ван Глек, строен, хорош собой и родовит. Он единственный и, можно сказать наследный племянник Якоба Лодовейка Баязида.
Видимо от избытка сил и здоровья его частенько мучают мрачные мысли.
А может быть, он просто чувствует (и чувствует верно), что легкая меланхолия способствует успеху у женщин.
С дядей он в ссоре, потому что жаждет самостоятельности.
Или потому, что нужно же на ком-то срывать раздражение, а родители Карела уже умерли.
Или потому, что некрасиво дружить с богатым стариком.
В Туле он сменил аржентское имя Карел на более гордое и звучное Конрад, других следов пребывание в университете на нем не оставило.
Второй - Ричард Теодоракис, по прозвищу Пикколо, уроженец Гелиада. В детстве он, как многие на побережье, переболел костным туберкулезом, а оттого мал ростом и горбат.
Однако он, в отличие от Конрада, чуждается любой тривиальности, а оттого изо всех сил пытается не выглядеть злым горбуном и старательно излучает оптимизм. Более того, из слабых зачатков здравого смысла, имеющихся у его товарища, Ричард за два месяца знакомства сумел вырастить какое - никакое чувство юмора.
Правда, на то, чтобы помириться с дядей и попросить у него денег вышеупомянутых юмора и здравого смысла пока что не хватает.
Но вот однажды Конрад является к приятелю полным сил и энергии.
- Рич, мы пируем! Сегодня вечером в городе свадьба. Некий нобель из Аржента и некая богачка из Туле. Представляешь, какой размах?!
- Нобель-кобель, - бормочет Пикколо. - Свадьба века на нейтральной территории.
- Вот именно. Аржентец приходится мне дальним родственником. Я, улучив момент, напомнил ему об этом и получил приглашения для нас обоих. Так что, выделяй желудочный сок что есть мочи!
Они отправляются на торжество. Толпа людей, всюду цветы, роскошный стол в соседнем зале: матово поблескивает фарфор, призрачно белеют льняные салфетки, так и слышишь хруст, с которым они развернутся. Но вот что странно: ни жениха, ни невесты, ни священника не видно.
Опаздывают.
Гости ждут десять минут, двадцать, полчаса. Желудки студентов начинают как-то нехорошо ныть, заподозрив, что их подло обманули.
Пикколо отлучился, чтобы разведать обстановку. Конрад остался стоять у стены. За его спиной тяжелая темно-красная портьера, на фоне которой, кстати сказать, он смотрится великолепно.
