Фрэнк Герберт - Зеленый мозг
– А-ах, тогда плохо, – сказал Чен-Лу. – Тогда все мы уйдем вместе, а-а? – спросил Чен-Лу. А сам подумал: «Какая ирония судьбы! Мой козел отпущения попался в ту же ловушку. Все суета!»
– Еще есть надежда, – сказал Хогар. Хуан увидел, как Виеро перекрестился и подумал: «Дурачина!»
– Пока живем, а-а? – спросил Чен-Лу. Он взглянул прямо на Хуана. – Я умираю, Джонни, но большая часть прошлого ускользает от меня. – А сам подумал: «Мы все здесь умираем. А на моей родине – там, тоже все умирают. Либо голод, либо отравления, какая разница от чего?»
Хогар посмотрел на Хуана и сказал:
– Синьор, пожалуйста, идите.
– Нет, – сказал Чен-Лу. – Останься. Мне надо что-то тебе сказать.
– Вы не должны утомляться, сэр! – сказал Хогар.
– Какая разница? – спросил Чен-Лу. – Мы пришли на запад, а-а, Джонни? Хотел бы я рассмеяться!
Хуан потряс головой. Спина его ныла и по коже рук прошло ощущение покалывания. Ему вдруг показалось, что внутри палатки стало светлее.
– Рассмеяться, – прошептал Виеро. – Матерь божья!
– Ты хочешь знать, почему мое правительство не пускает ваших наблюдателей? – спросил Чен-Лу. – Вот ведь шутка! Великий крестовый поход дал обратный залп в моей стране. Земля стала негодной. Ничего ее не спасает – ни удобрения, ни химикаты, ничего!
Мир рушился, и Хуан никак не мог собрать воедино все, что говорит китаец. Негодная? Негодная земля?
– Мы стоим перед лицом такого голода, какого не знало человечество, – прохрипел Чен-Лу.
– И все это из-за отсутствия насекомых? – прошептал Виеро.
– Конечно, – сказал Чен-Лу. – Что еще изменилось? Мы нарушили ключевые звенья экологической цепи. Конечно. Мы даже знаем, какие звенья… но сейчас уже слишком поздно.
«Негодная земля», – подумал Хуан. Это было главное, и это надо было осмыслить, но голова была слишком горячей, и мысли разбегались.
Виеро, недоумевающий по поводу молчания Хуана, наклонившись к Чен-Лу, спросил:
– Почему же ваши люди не признаются в этом и не предупредят нас прежде, чем будет слишком поздно и здесь?
– Не будь дураком! – сказал Чен-Лу, и в его голосе зазвучали прежние командные нотки. – Мы готовы потерять все, но не свой престиж. Я говорю это сегодня здесь, потому что я умираю, и потому что все вы ненадолго переживете меня.
Хогар встал и отступил назад от раскладушки, как будто боялся заразы.
– Нам нужен козел отпущения, ты понимаешь? – спросил Чен-Лу. – Вот почему меня послали сюда – найти нам козла отпущения. Мы сейчас боремся не просто за жизнь, за нечто большее.
– Вы всегда могли обвинить североамериканцев, – сказал Хогар с горечью в голосе.
– Я думаю, эта сторона уже так всем надоела, даже моему народу, – сказал Чен-Лу. – Мы сами это сделали, ты понимаешь? И уже нет хода назад. Нет… все, на что мы надеялись здесь – это найти нового козла отпущения. Британцы и французы дали нам некоторые яды. Мы их исследовали, но не добились успеха. Некоторые русские отряды помогали нам… но русские не перестроили всю страну – только до Урала. Они могли оказаться перед теми же проблемами, как и мы и… ты понимаешь? Они бы выставили нас дураками.
– Почему русские ничего не сказали? – спросил Хогар. Хуан посмотрел на Хогара и подумал: «Бессмысленные слова, бессмысленные слова».
– Русские тихо двигают назад Уральскую линию в Зеленую зону, – сказал Чен-Лу. – Снова заселяют насекомыми, понимаешь? Нет… мой последний приказ был найти новое насекомое, типично бразильское, которые бы уничтожило многие ваши культуры… и за чье присутствие мы бы смогли свалить вину… на кого? Вероятно, на пограничников.
«Обвинить пограничников, – думал Хуан. – Да, все винят пограничников».
– Поистине занимательная вещь, – сказал Чен-Лу, – это то, что я вижу в вашей Зеленой зоне. Вы знаете, что я вижу?
– Ты дьявол, – вскипел Виеро.
– Нет, просто патриот, – сказал Чен-Лу. – Так вам неинтересно знать, что же я вижу в вашей Зеленой зоне?
– Говори и да будь ты проклят, – сказал Виеро. Вот это выдает его, думал Хуан.
– Я вижу те же признаки беды в вашей Зеленой зоне, которые поразили мой бедный народ, – сказал Чен-Лу. – Меньше фруктов, меньше урожаи – меньше листья, бледнее растения. Сначала это происходит медленно, но скоро все это увидят.
– Тогда, может быть, они прекратят раньше, чем будет слишком поздно, – сказал Виеро.
«Это глупость, – думал Хуан. – Кто когда прекращал раньше, чем было поздно?»
– Какой ты простодушный парень, – сказал Чен-Лу. – Твои правители такие же, как и мои: им ничего не надо, лишь бы выжить. Они ничего не увидят, пока не будет слишком поздно. Так всегда и во всех правительствах.
Хуан хотел знать, почему в палатке стало темно после частичного просветления. Он чувствовал жар, и голова его шла кругом, как будто он выпил слишком много спиртного. Рука коснулась его плеча. Он посмотрел на нее, с кисти перевел взгляд на руку… на лицо: Рин. В глазах ее стояли слезы.
– Хуан… Сеньор Мартиньо, я была такой дурой, – сказала она.
– Вы слышали? – спросил Хуан.
– Я слышала, – сказала она.
– Жаль, – сказал Чен-Лу. – Я надеялся сохранить некоторые ваши иллюзии… по крайней мере, хоть ненадолго.
«Какой странный разговор, – думал Хуан. – Какая странная эта личность, Рин. Какое странное это место, эта палатка, которая кружится вокруг меня».
Что-то ударило его в спину и в голову.
«Я упал, – подумал он. – Разве это не странно?»
Последнее, что он слышал, прежде чем сознание покинуло его, был испуганный голос Виеро:
– Шеф?
Это был сон, в котором Рин хлопотала над ним, говоря: «Какая разница, кто отдает приказы?» И в этот момент он мог только пристально смотреть на нее и думать: «Как, почему должна она умереть, такая красивая и женственная? Она должна жить».
Кто-то сказал: «Какая разница? Все мы скоро умрем так или иначе».
А другой голос сказал: «Смотрите, вот еще новый. Этот похож на Габриеля Мартиньо, префекта».
Хуан почувствовал, что он опускается в пустоту, где лицо его зажато в тиски, что заставляет его пристально смотреть на монитор экрана пульта управления своего воздушного грузовика. На экране был огромный жук самец с лицом его отца. А звук, как цикада, то звучал, то пропадал, исходя изнутри: «Не волнуйся, не волнуйся.».
Он пробудился вскрикнув, но понял, что никакой звук не выходил из его горла… только память криков. Тело его обливалось потом. Рин сидела возле него и вытирала пот с его лба. Она выглядела бледной и худой, глаза ее ввалились. На мгновение он подумал, что, может быть, эта эмансипированная Рин Келли была частью его сна, казалось, она не придавала значения тому, что глаза его открыты, хотя и смотрела прямо на него.
