Николай Эдельман - Когда рухнет плотина
- Сударь, - сказал я, отрывая его от Анжелы. - Не выйти ли нам прогуляться?
Он вскочил и стремительным ударом отшвырнул меня в угол кухни. Я врезался спиной в стену с такой силой, что в полке задребезжала посуда, и сел на пол. Анжела завизжала. Но в следующее мгновение я уже был на ногах, и мой удар приподнял противника и швырнул в раковину с грязной посудой. Висевшая над раковиной сушилка сорвалась, окатив всю кухню фаянсовыми осколками. Но он, полуоглушенный, все-таки выбрался из раковины, встал на ноги, и тут я окончательно отключил его, несильно ткнув в диафрагму.
Анжела снова рыдала. Примчались люди.
- Прошу прощения, - пробормотал я, ощупывая себя - целы ли ребра? - Не я эту разборку затеял. Последите за ним, ладно? Сейчас я тебя отведу домой, - пообещал я Анжеле и вывел её в коридор.
Сперва я, однако, заглянул в комнату в поисках Ирки. Здесь какая-то красотка с невнятной, резиновой дикцией во исполнение то ли обещания, то ли проигранного пари вознамерилась петь и плясать на столе голой и, наполовину раздевшись, пыталась залезть на стол, спихивая с него рюмки и бутылки. Зрители одобрительно шумели. Потом Анатолий Бричковский поднял руку и закричал:
- Устроим Вальпургиеву ночь! Мужчины во фраках, дамы в туфельках! Девушки, раздевайтесь!
Публика была уже настолько пьяна, что все дамы с охотой начали разоблачаться, а вместе с ними и трансвестит Виталик, обнаруживая на своем теле женское белье самого соблазнительного фасона. Но Ирка в этой забаве не участвовала. Я нашел её в маленькой комнате - то ли она сама добрела на автопилоте, то ли кто-то заботливо отвел её и уложил на диване - она сопела, уткнувшись лицом в покрывало. На противоположном диване спала в обнимку голая парочка; по бедру дамы вилась цветная татуировка: растительные мотивы. На ковре валялись осколки раздавленного шприца. Я снял с Ирки туфли, укрыл её голую спину первым попавшимся пальто с вешалки и отправился провожать Анжелу.
9.
Мы с Анжелой вышли на улицу. Была глубокая ночь. Снова подмерзло, и под ногами хрустели ледяные корочки.
- Ты, что ли, не на машине? - спросил я.
- Нет, конечно. Кто её вместо меня обратно поведет?
- Придется тачку ловить.
- Давай пойдем пешком, - сказала Анжела, прижимаясь ко мне.
Ее дом днем можно было бы увидеть на другой стороне реки, но идти до него было километра три.
- А ты не устанешь? - усомнился я.
- Нет. Сна ни в одном глазу.
Мы направились к мосту. Снегопад прекратился, но небо все так же затягивали тучи.
- Извини, что не позвонила, - сказала Анжела. - Я кое-что выяснила, но сначала не могла до тебя дозвониться, потом уже не до того было.
- Я тоже кое-что выяснил, - ответил я. Признаться, я совсем позабыл о собственных разногласиях с Долиновым на фоне того, что грозило произойти завтра.
В это время тучи разошлись, и в разрыве засияла полная луна.
- Смотри, - сказал я. - Какая луна красная!
Действительно, луна походила на яичный желток, в который капнули крови, и та неравномерно растеклась, несколько сгустившись с одного бока.
- К чему это? - удивилась она. - Погода меняется?
- Какое-то помутнение атмосферы. Кто был этот тип, которому я врезал?
- Денис Заборов. Фотограф. Он давно ко мне приставал, все уговаривал меня сниматься ню. Вообще он снимает здорово, хоть и придурок. А ты как? Цел?
- По-моему, ничего не сломал. Да разве это настоящая драка была? Если б он умел драться, мы бы с ним всю кухню вынесли. А как ты вообще к Бричковскому попала?
- Да мы с ним давно знакомы. Я с его женой ещё в школе училась. У нас город маленький, все друг друга знают.
- Веселое общество. Я так и не понял, что праздновали.
- Да просто получку пропивали. У них каждый день свистопляска. Но твое появление для меня тоже было сюрпризом.
Я вкратце рассказал ей про завтрашний путч.
- Господи! - только и сказала она. - Ясно, почему луна красная.
И больше на эту тему мы не говорили.
У подъезда я уже собирался распрощаться с Анжелой, когда какой-то порыв бросил нас друг к другу. Мы продолжали целоваться, пока входили в подъезд, ехали в лифте, наконец, у дверей квартиры - но и здесь не могли отлепиться друг от друга. Анжела долго тыкала ключом вокруг замка, пока не попала в скважину. Только когда дверь тихо скрипнула, она еле слышно прошептала, на мгновение оторвавшись от моих губ:
- Тихо!
Мы миновали темный коридор, тем более медленно, что предпочитали ласкать друг друга, нежели наощупь искать путь, ещё раз задержались около кухонной двери, в которой тоже был замок, и только когда Анжела затворила дверь, наконец, дали волю страсти, лихорадочно сдирая одежду, но все так же молча, нарушая тишину разве что шорохом ткани и вжиканьем молний, а потом обрушились на придвинутый к стене крохотный диванчик, с которого нам мешал свалиться придвинутый вплотную стол. И снова - в безмолвии, всего и звуков было, что сдерживаемые стоны да тихий постук диванной ножки по столу.
Когда первый порыв страсти был утолен, Анжела вдруг замерла. В коридоре послышался кашель, медленные шаги.
- Быстро за занавеску! - приказала Анжела, выпихивая меня с дивана. Я спрятался за занавеской в углу. Она далеко не доставала до пола. Анжела торопливо пододвинула стул, который кое-как закрыл мои ноги, и метнулась обратно на диван. Тут зажегся свет, и в кухню вошла мать Анжелы. Я знал, что ей лет пятьдесят, не больше, но походка у неё была шаркающей, и голос тоже старческий, скрипучий.
- Ты что, мама? - проговорила Анжела, приподнимаясь ей навстречу. Чего не спишь?
- Телеграмма была? - спросила её мать.
- Нет, мама, не было никакой телеграммы. Иди спи.
- Надо... кашу сварить. Петя приедет, телеграмму прочтет, - выглянув из-за занавески, я увидел, что она пустила в раковине воду, подошла к плите, повернула ручку и поставила на конфорку пустую кастрюлю, забыв о льющейся воде. Едва она отвернулась, Анжела протянула руку и закрыла газ, потом налила в чашку воды, бросила туда какую-то таблетку и протянула матери.
- Выпей, мама. Это лекарство.
Мать безропотно подчинилась. Кажется, никогда в жизни я не чувствовал себя глупее. Мне ни разу не приходилось прятаться от мужей любовниц, тем более - от их матерей. Я стоял голый, около открытого окна, откуда тянуло холодом, за тоненькой занавесочкой, где меня мгновенно бы обнаружил любой не погруженный в себя человек, а вся моя одежда валялась на полу прямо у ног анжелиной матери. Но та, похоже, её не замечала. Она сняла трубку телефона, и не потрудившись набрать номер, заговорила:
- Поленька? От Пети телеграмма была? Да, продают? Взять из чемодана? Поленька, ты телеграмму храни, мы её встретим. Петя приедет, ему уже каша в чемодане, и такси возмьет. Телеграмма за лампочкой, я сейчас сапоги обую, пойдем купим...
