Остин Рейн - Безымянная земля
Сонк еще раз перечитал написанное, усмехнулся, скомкал бумагу и бросил ее в корзину. Однако на душе полегчало. Так, между прочим, бывало не раз: стоило выразить словами – и, в особенности, записать – свои неясные опасения, как они зачастую развеивались или начинали выглядеть гораздо менее основательными. А иногда, наоборот, обретали большую определенность.
-4-Наконец, покончив с докладом, Сонк передал стопку исписанных листов помощнице Магистра – затаенно радуясь, что это была не Нейла, – и вышел на улицу с твердым намерением нанять лодку и отплыть домой.
Однако стоило повернуть за угол, как слышнее стали разноголосый говор, крики, музыка, смех и прочие признаки большого скопления веселящихся людей. На центральной площади вокруг памятника Вьянко горели костры, на прилегающих улицах было довольно людно – горожане спешили к площади. Внезапно послышались громкие хлопки, в небо взмыли и рассыпались искрами ослепительно сияющие цветные шары. Ну конечно, как он мог забыть? Освобождение каждого нового острова отмечалось праздником, а люди узнали о том, что это свершилось, только сегодня.
Усталость как рукой сняло. Сонку вдруг захотелось выкинуть из головы все заботы, затеряться в толпе, петь и танцевать вместе со всеми, пить хмельное… В общем, веселиться, на время позабыв, кто он такой. Этого не было так давно! А что, в самом деле? Почему бы и нет?
Круто развернувшись, он чуть ли не вприпрыжку вернулся в магистрат. Там у него, как у всех Владык, была своя жилая комната.
Сонк торопливо стянул серебристо-темный костюм с эмблемой Вьянко – светло-коричневая сова на поле темно-синего цвета, ограниченном золотистым кружком, над которым рельефно и ярко выделялась желтая буква «М». Открыл шкаф и придирчиво оглядел висящую там одежду. Поколебавшись, достал легкие брюки песочного цвета, шелковую зеленую рубашку с открытым воротом, широкий кожаный пояс с узорчатой серебряной пряжкой, невысокие, но ладные кожаные сапоги и бархатную шляпу с широкими полями. Надел все это, глянул в зеркало и увидел там… совершенно другого человека. Как много все-таки зависит от одежды! Отлично. Хотя все жители острова, конечно, слышали о знаменитом Владыке Сонке, мало кто знал его в лицо, которое к тому же теперь затеняли широкие поля шляпы.
В вазе стояли розы – белые, кремовые, красные. Чуть поколебавшись, Сонк выбрал темно-алую, похожую на кровь, и прикрепил ее к тулье.
«Вот теперь то, что нужно», – подумал он и подмигнул своему отражению.
На улице он сразу же влился в поток людей, сопровождавших широкую платформу, на которой играли музыканты и плясали люди. Ее тащили несколько человек, наряженных пауками. Легкие столбики по краям платформы украшали развевающиеся разноцветные ленты и бумажные фонарики. Под ногами танцующих были рассыпаны живые цветы.
На площади Вьянко уже находилось несколько других платформ и множество людей. Женщины в ярких нарядах, с венками на головах или в шляпках с лентами и большими перьями. У большинства юбки были до колен или даже выше, но у некоторых доходили до щиколоток, и у всех были пестро расшиты или украшены блестками. Мужчины в широкополых шляпах с цветами, или с колокольчиками, или с перьями; в разноцветных рубашках с открытым воротом, с широкими кожаными поясами. Смеющиеся, раскрасневшиеся, возбужденные лица; блестящие глаза, крики, смех, пение, музыка.
Сонк начал проталкиваться сквозь толпу к небольшим палаткам, где продавали хмельное и легкую трапезу.
И вдруг остановился, глядя поверх голов на одну из платформ.
-5-С краю сидела женщина. Прежде всего Сонка поразила ее одежда: цветовая гамма была в точности такой же, как у него. Длинная, сильно расширяющаяся книзу юбка песочного цвета, перехваченная в узкой талии кожаным поясом с серебряной пряжкой. Зеленая шелковая рубашка. И черная бархатная широкополая шляпа с маленькой темно-алой розой.
Забавное совпадение, подумал он, и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть лицо, на которое падала тень.
Не очень юное, но, безусловно, красивое – той чеканной красоты, когда возраст не имеет значения. И что-то еще было в этом лице, делавшее его странно знакомым. Женщина кого-то напоминала Сонку, но кого именно, вспомнить не удавалось. Однако все эти детали стали не важны, когда он увидел ее глаза, устремленные на него с выражением веселого удивления. Наверно, она тоже обратила внимание на то, как совпадают цвета их одежды. Словно искра проскочила между ними или протянулась тонкая звенящая нить. И мир вокруг исчез, окутавшись туманом. Потом женщина с легкой улыбкой протянула к нему тонкие руки, и Сонк помог ей спрыгнуть на землю. Так они и стояли, держась за руки, глядя друг на друга и не замечая ни шума, ни людей, толкавшихся вокруг. Потом женщина облизнула губы – у нее был прелестный рот… И нежный округлый подбородок! И шея – изящная! И голова – горделивая, словно цветок на стебле!.. Она что-то негромко сказала, кивнув в сторону таверны на другой стороне площади.
Они протолкались сквозь толпу, все так же держась за руки – ладонь у нее маленькая, мягкая, теплая, – и вошли в таверну. Здесь оказалось на удивление мало народу – большинство предпочло веселиться на свежем воздухе. Горели свечи на столиках, звучала нежная и грустная мелодия, которую выводил на скрипке музыкант, сидевший на невысоком помосте.
– Хочу пить, – сказала женщина и добавила, искоса взглянув на Сонка: – И танцевать.
Чудесный вечер – едва ли не самый приятный в жизни Владыки. Они танцевали, гуляли и снова танцевали, уже на площади. Потом, вернувшись в ту же таверну, поужинали и немного посидели, слушая музыку. Теперь совсем юная девушка играла на флейте что-то бесхитростное и тоже чуть-чуть печальное. Звуки казались серебристыми и вызывали в памяти образ теплого летнего дождя. Странное дело – Сонк со своей новой знакомой почти не разговаривали, будто в этом не было необходимости. Она спросила, как его зовут. И Сонк сказал – Торанс. Имя отца. Он обычно называл его, когда хотел сохранить инкогнито.
Женщина удивленно распахнула глаза – они у нее были почти черные, а иногда отливали фиолетовым и блестели, словно драгоценные камни – и улыбнулась.
– А тебя? – спросил он, чувствуя, как от странного предчувствия сжимается сердце.
– Тора.
Он наклонился через стол, взял ее руку и поцеловал тонкие, нежные, душистые пальцы. Поднимая голову, поймал устремленный на него пристальный печальный взгляд. И снова испытал острое чувство узнавания.
Тора высвободила руку, встала и, не произнеся ни слова, направилась к выходу.
