Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
— Привет, подождите секундочку, — сказала она. Голос тоненький, но не высокий. Как у жокея-мужчины. Последовала пауза. — Ну так перетолмачьте это на санскрит. Или на чем они там болтают? В чем проблема-то?
Я не сразу понял, что у нее в ухе телефон. Садиться я не стал, чувствуя, как мое сердце колотится о грудную клетку. Сунул руки в карманы и подошел к большой полке с безделушками, висящей на восточной стене. Мое внимание сразу привлекли большие медные часы с прозрачным корпусом, судя по всему сделанные в 1950-х. Из пяти вращающихся зубчатых колесиков четыре отсчитывали время по майяскому календарю, а пятое, самое большое, — георгианские даты, начиная с 3113 года до н. э. и заканчивая 21 декабря 2012 года. Увидел я и кольцо из лицевых глифов, но особого смысла в них не нашел. Может, это просто кто-то сделал от фонаря. Рядом стояли другие часы, поменьше, с треугольным масонским циферблатом, на котором было написано: «Уолтам. 17 камней. Возлюби ближнего»; остальные вещи на полке представляли собой награды — маленькие серебряные кубки за победу в турнире по го и по скалолазанию, две пружинки «Вебби»,[121] Всемирная премия за достижения в области бесплатного программного обеспечения, несколько призов, присуждаемых обозревателям компьютерных игр, две тощенькие стеклянные пирамидки Академии интерактивных игровых искусств и наук, масса всяких фиговин, о которых никто и слыхом не слыхивал, и, на самом заднем плане, словно Марена не хотела, чтобы кто-нибудь подумал, будто она придает этому значение, статуэтка «Оскара» (одна шестая натуральной величины), облаченная в костюм из «Нео-Тео». Она стояла там, словно Христос в толпе восторженных нефитов.[122] Вы по-настоящему любите меня?[123] подумал я. — Меня, маленького, царя мира?»
Хотелось, чтобы был кто-нибудь, кого я мог бы поблагодарить. Что ж, пожалуй, я должен поблагодарить Сатану, который позволил мне променять мою душу на это мгновение. Напротив полки с наградами висел на стене детский рисунок — Санта-Клаус, держащий большой универсальный дистанционный пульт, с помощью которого он управлял стадом северных оленей-роботов. Листок, прилепленный скотчем, частично закрывал сибахромовую[124] фотографию в рамке. На ней миссис Парк свешивалась головой вниз с выступа желтоватого гранита — пальцы у нее на ногах явно отличались обезьяньей цепкостью. Надпись над снимком гласила: «Одиночное восхождение “Шоколадная свастика”, E7 6c,[125] Халам-Вью-Батресс,[126] гравелит,[127] 14/9/09». Рядом я увидел маленькое по сравнению с первым фото в рамочке, в выпяченных кодаковских синевато-коричневатых тонах 1950-х годов: молодая кореянка с нетерпеливым выражением лица, одетая в форму летчика американских ВМС, бок о бок с пятизвездным генералом, чье лицо показалось мне знакомым, а на заднем плане пыльный B-29. На носу его были нарисованы две игральные кости, выпавшие в сумме на семерку, и грудастая брюнетка, а еще там красовался девиз «Удвойся или уходи».[128] В левом верхнем углу снимка я разобрал сделанную от руки подпись: «Пак Юнг с неизменной благодарностью за службу “В небе, где нет границ”[129] — главнокомандующий союзных сил генерал Дуглас Макартур, Кадена, 12/27/51».
— Именно, — сказала Марена в пустоту. Пауза. — Баюшки. — И перевела взгляд на меня. — Привет.
Она не встала. Обычно я радуюсь тому, что люди больше не обмениваются рукопожатиями, но в данном случае я бы не возражал против небольшого кожного контакта. Я ответил: «Привет». Но не знал, следует ли мне представиться, — ведь она знает, кто я, — и не стал называть свое имя.
— Таро в самом деле считает, что вы — высший класс, — отметила миссис Парк.
— Это очень лестно.
— Вы наверняка играете в го, да?
Я кивнул. Должно быть, она видела, как я разглядывал доску. Странно, как люди узнают про мои привычки. Мне всегда казалось, будто я живу на планете телепатов. По всей вероятности, это связано с предполагаемым посттравматическим стрессовым расстройством.
— Насколько хорошо вы играете? — спросила она.
— Гм, приблизительно на уровне шестого дана.[130] Любитель.
— Безбожно, — усмехнулась миссис Парк. — У меня пятый. Может, сыграем как-нибудь?
— Договорились, — согласился я.
Пятый дан — это вообще-то здорово, в особенности потому, что большинство людей в индустрии развлечений с трудом могут освоить и кути.[131] Го в Азии считается боевым искусством, а дан это пояс. Так что шестой дан — черный пояс шестой степени. Правда, мне до профессионала еще далеко. Как бы там ни было, но шестой дан дает пятому фору в один камень, что оставляет мне возможность сделать очень неплохую игру. Мы с Мареной засидимся далеко за полночь, расположившись на циновках на ее волнующе аскетическом, оборудованном системой квадруплекс чердаке, со швейцаром у дверей и под романтические мелодии Джелло Биафры,[132] и когда я в очередной раз извинюсь за то, что снова обошел ее на семьдесят с половиной очков, она оттолкнет доску в сторону и ухватит меня за…
— Пожалуйста, setzen Sie sich,[133] — сказала она.
Я сел. Стул казался цельным, но подался подо мной и принял форму моего тела, отчего мои ноги на секунду повисли в воздухе. Какой же я тупица.
— Слушайте, я большой поклонник вашей игры, — спохватился я. — Все время в нее играю.
— Да? Спасибо. И до какого вы дошли уровня?
— О, до тридцать второго.
— Превосходный результат.
— Спасибо. — Хотя речь шла о ее собственном продукте, признание смущало меня — уж слишком много времени я проводил за этой дурацкой игрой.
— Дело в том, — сообщила она, — что, хотя «Нео-Тео» мое изделие, я вообще-то ничего не знаю о древних майя. — (Без дураков, подумал я.) — Вероятно, для вас сей факт очевиден, — сказала она, и я почувствовал себя неловко.
— Понимаете…
— Ничего страшного, это же все фантазия. И в ней нет исторической точности.
— Конечно, — сказал я.
И тут сообразил, что так и не снял шапку. Черт. Я ее ношу там, где не подобает обнажать голову, но забываю снять, когда вхожу в помещение. Пожалуй, лучше ее теперь снять, подумал я. Нет. Теперь слишком поздно. Но миссис Парк же решит, что я чокнутый — сижу тут в этой шапке. Нет, не делай этого. Это мой стиль. Я ношу шапку. Лучше расслабься. Bueno. Говорит сеньор Шапка.
— Ваш родной язык майяский? — спросила Марена.
— Да. — Я снял шапку. — Вообще-то язык моей родины называется чоланским.
