Стивен Бакстер - Корабли времени
Я все еще был не в силах принять эту гипотезу – мне казалось, что на мои плечи наваливается ответственность за все будущее человечества.
– Но как же, – воскликнул я, – Ведь все осталось тем же – ведь вы же – МОРЛОКИ ВО ТЬМЕ!
– Мы не морлоки, – спокойно отвечал Нево. – Не те, какими вы запомнили нас в первом будущем. А что касается темноты – то мы ее выбрали сами. Темнота лучше сохраняет органы чувств. Темнота дает более тонкое чувство окружающего мира. И, наконец, темнота бесконечна – как и Космос.
– Но в Космосе хотя бы есть звезды.
– У нас они тоже есть, – парировал он, указывая вокруг. Трудно было спорить. Звезды просвечивали всюду. Казалось, все это время мы шли, отдыхали, сидели, разговаривали – в открытом космосе.
Крыть было нечем, и что ни говори, я вынужден был признать правоту Нево.
Я посмотрел на свои руки. Двадцать лет они занимались постройкой машины времени. Я хотел оседлать время, как морлоки – Солнце. И я добился своего. Но кто знал, к каким это приведет результатам?
Мое изобретение стало не просто машиной для путешествий во времени, но исторической машиной, разрушителем миров!
Я был убийцей будущего. Взяв в свои руки власть, большую, чем у Господа (если верить Аквинату), одним движением рычага я стер биллионы не родившихся жизней – жизней, которым уже никогда не суждено появиться на свет.
Как я смогу жить дальше, зная, что на моей совести лежит такое преступление. За которое даже наказания придумать невозможно.
И тут я дал себе зарок, что если когда-нибудь еще сяду на Машину Времени, то лишь для того, чтобы вернуться в свое время и там навсегда уничтожить машину и чертежи.
…И только теперь я понял, что уже никогда, никогда не увижу Уины. Потому что был не просто виновником ее гибели – я отменил, неизвестно с какого колена, историю ее рода, и вообще, сделал ее ничтожней ничтожества! Я обнулил само ее существование!
Несмотря на бурю эмоций, боль о потере, несравнимой с космическим масштабом моих разрушений, зазвучала светлой нотой гобоя в шуме оркестра.
15. Жизнь и смерть среди морлоков
Однажды Нево привел меня к тому, что я могу считать самым отвратительным зрелищем в этом городе под колпаком.
Мы подошли к району, около полу мили площадью, где перегородки выглядели ниже, чем обычно. Первое что я почувствовал – необыкновенно возросший уровень шума, – все тех же жидких булькающих голосов – а также в ноздри еще сильнее ударил запах морлоков, характерный приторно-мускусный аромат, от которого начинало мутить. Нево сделал знак остановиться на краю этого сектора.
Сквозь очки я видел копошение – как будто весь участок был покрыт орущими, шевелящимися опарышами, похожими на недоразвитых морлоков. Тысячи и тысячи личинок шевелили ручонками и ножонками, дергая друг друга за клочки шерсти, растущие из тела. Они копошились, толкались, хватали еду. Повсюду расхаживали взрослые особи, помогая встать упавшим, разнимая дерущихся и успокаивая плачущих.
Я не мог отвести глаз от этого зрелища. Будь это обычные земные дети, зрелище, возможно, не было бы лишено привлекательности – но это были дети морлоков… Не людей. Бледная холодная плоть морлоков, поросшая шерстью, длинные паучьи пальцы – все это вызывает омерзение даже в столь раннем возрасте. Представьте себе опарышей, шевелящихся в мясе – и вы получите должное впечатление от картины, которая предстала передо мной.
Я повернулся к Нево:
– А где же их родители?
Он ответил не сразу, видимо, подбирая слова, которыми можно было бы это объяснить.
– У них нет родителей. Это детская ферма, комбинат молодежи. Когда они вырастают и набирают рост и вес, их переводят в воспитательную коммуну, учреждение, либо на Сфере, либо…
Но я уже не слушал. Я смерил взором Нево – однако волосы, которыми он был покрыт с головы до пят, маскировали формы его тела.
И тут мне внезапно пришло в голову удивительная мысль, которая невесть каким чудом не бросилась в глаза сразу по прибытии сюда, с первых дней моей жизни в Сфере: у морлоков не было половых различий. Я не мог с уверенностью определить, какого пола Нево, ни любой другой из встречных. Взрослый морлок телосложением напоминал ребенка. Грудь у них была плоская: ни выпуклых бедер, ни подчеркнутой талии. Я потрясенно стал понимать, что ничего не знаю об их спаривании и о том, как они вообще заводят детей.
Нево просветил меня в этом направлении, рассказав о том, как взращивается и воспитывается молодая поросль.
Морлок начинает жизнь на детской ферме и в воспитательных учреждениях, Здесь он получает начатки цивилизованности: главное, чем он овладевает здесь – это способность к обучению. Все равно как если бы школьник 19-го века вместо вдалбливания в голову всякой греческой и латинской чепухи, а также невнятных геометрических теорем учился концентрироваться, пользоваться библиотеками, осваивал механизмы использования знаний, и попросту говоря учился думать. Остальное зависело от умения пользоваться знаниями, то есть знать, где что найти – а также от собственных его природных склонностей к какой-либо из его областей.
Когда Нево изложил все это, убийственная логика сразила меня наповал. Ну, естественно – зачем эти школы. Сколько дней было потрачено впустую на получение того, что считается у нас уровнем образованности"!
Тут я воспользовался моментом, чтобы спросить у Нево – а чем, собственно занимается он сам, и какие у него профессиональные обязанности?
Он рассказал, что, как только выяснилось, что я гость из прошлого, его закрепили за мной, сделав чем-то вроде эксперта.
– Наши занятия не имеют значение «профессиональное», – сказал он. – У меня например, две сферы деятельности: два призвания. – Глаза его были скрыты очками, но говорил он это с явным пылом. – Это физика и воспитание молодежи.
Воспитание красной нитью проходило сквозь жизнь морлока: оно, можно сказать, не прекращалось никогда. Не было ничего необычного в том, что кто-то овладевал тремя или четырьмя профессиями и делал несколько «карьер», как мы это называем в нашем обществе. Он мог осваивать их одну за другой или же параллельно. Оттого образовательный уровень у них был несравненно выше, по моему впечатлению.
И все же выбор двойного жизненного поприща, какой совершил Нево, наводил меня на размышления. Вначале мне показалось, что передо мной, в самом деле физик, желающий овладеть теорией перемещения во времени, интересующийся эволюцией истории.
– Так вас ко мне приставили как физика – или же как педагога?
Мне показалось, что губы его при этом вопросе скривились в усмешке.
