Елена Грушко - Созвездие Видений
Увидев «яблоко», Зорянка наконец поняла, что Домовушки нет больше, и зашлась рыданиями, а к Северу вернулась способность соображать.
Неподалеку уже трещал угрожающе подлесок, разъяренные люди приближались, и он крикнул лешим:
— Выручайте, братцы!
Те застыли было, озарив Севера благодарным, счастливым сиянием зеленых глаз, а потом Шишко подхватил Севера одной рукой, Зорянку — другой и, вмиг взметнувшись выше самых высоких вершин, громадными шагами понесся сквозь лес, а Подкустовник, оставшийся далеко внизу, вырвал из-за пазухи какую-то гибкую жилу и, уцепив один ее Конец зубами, натянув, начал перебирать ее пальцами.
Тоскливый, гнетущий вой пронесся над лесом, словно бы завыла целая стая волков, и с неимоверной вышины, на которую был он вознесен могучими руками Шишка, увидел Север, что преследователи приостановились, и беглецы оторвались от них. .
— Куда? Куда мы?.. — крикнула Зорянка, и Север отвечал:
— Летим со мною! Летим ко мне! Туда, за восемь черных пустот!
— А что скажут твои небесные сородичи?! — испугалась Зорянка.
— Что скажут?.. Но ведь я люблю тебя! Люблю! Буду любить тебя до кончины богов, до распада небес и затмения звезд!
— Ты бог мой, сохранитель мой, любовь моя к тебе крепче сна и камня! — отвечала Зорянка, и они забыли обо всем, кроме слов, которыми обменялись, пока новый прыжок Шишка не вернул их к действительности и они не увидели, что преследователи очнулись от страха и удвоили силы.
Шишко перескочил высокую сосну, Севера н Зорянку тряхнуло… и она выронила нмнтограмму.
Сверкающий шар просвистел сквозь темную зелень листвы — и солнечное сияние озарило сумрак леса… И, качаясь в сильных руках улепетывающего Шишка, Север успел увидеть, как встали на пути преследователей островерхие дворцы Ирия… золотистые горы… расплескались синие озера…
Шишко мчался так быстро, что этот дивный, волшебный мир тут же исчез в чаще леса, и вот уже знакомая поляна, вот. «Инд»-избушка…
— Скорее! — крикнул Север, но Зорянка еще успела крепко обнять на прощание враз уменьшившегося в росте и обратившегося в маленького печального мужичка Шишка.
— Прощайте! Прощайте! Не поминайте лихом! Север схватил ее на руки и вскочил на трамплин.
Вверх! Полет!.. Двери разошлись и вновь сомкнулись за ними.
Север включил наружные телекамеры — и стены словно бы раздвинулись, сделался виден лес, а оттуда — о Звезды! неужто никто не в силах остановить их! — уже выбегали люди.
Они окружили «Инд», но Север успел отключить трамплины, и теперь никто не мог достичь входа в корабль. Но люди не унимались. Они карабкались на ноги-сваи, рубили топорами днище «Инда» — но только искры летели, а даже щепок вырубить с этой избы не удавалось.
Выскочила на поляну растрепанная Зверина и что-то закричала, потрясая кулаками. Звукоуловители не были включены, и Север ничего не слышал, но Зорянка прошептала:
— Она проклинает нас! Летим скорее!
Руки Севера забегали по пульту, нажимая в спешке не те клавиши, и донесся до них голос Зверины:
— Даже если и удачу поймаешь, добра не будет! Не бывать тебе, Меда, на старом месте!..
Зорянка сжалась в комок на полу.
Север, выругав себя, снова отключил микрофон и дал стартовую команду.
Посыпались в сторону, освобождая корпус «Инда», детали маскировки, и сверкающий, сияющий дворец возник перед глазами невров.
Где-то вдали, в селении, закричали петухи… ударил летящий, ревущий, шумящий, порывистый ветер… дворец задрожал, серебряный стон раздался из недр его… заблистала кровля, поднялись опоры, испуская столбы света… и дворец Лиховидов, кругом себя поворачиваясь, медленно, но неостановимо пошел вверх, вверх!..
Смешались всход и сход солнечный, пролегла над лесом дуга небесная… И зверье лесное провожало летучий дворец взорами, воя каждый своим голосом.
Для тех, кто глядел с земли, «Инд» давно уже исчез, как дым, а Север и Зорянка еще видели зеленые волны беспредельных лесов и серебряную ленту великого Обимура.
— Мы улетели! — шептала Зорянка сквозь слезы. — Нас нет! Прощайте! Мы… не вернемся?
Север молча кивнул.
«Невр, Кибелия, Словен, Тор, все вы, Великие, прощайте вновь! Мы не вернемся!..»
* * *Но никому не дано знать судьбы своей. Они вернулись.
Часть вторая. ДИВА
Боги проходят сквозь города неузнанными…
ГомерПоезда ходили из рук вон плохо, и Сокол и Дива долго стояли в полутемных недрах подземки, среди скопища усталых людей. Вверху парили сизые облака табачного дыма. Время от времени народ вдруг оживлялся, бросался к краю платформы: из тоннеля доносился обнадеживающий гул, вспыхивали огни… но поезда один за другим проносились мимо: то запломбированные товарняки, то мелькали, сливаясь в серые пятна, невыспавшиеся лица милиционеров, а то вдруг громыхал мимо совсем пустой, сверкающий огнями поезд, лишь в одном каком-нибудь вагоне которого метались в развеселой пляске фигуры, приникали к окнам, скалясь на темную толпу, бессмысленные, пьяные лица.
— Никакой управы на них! — ругался тогда кто-нибудь, а другие подхватывали: — И карсы их не берут!
«Карсы», — отметила Дива незнакомое слово и вопросительно взглянула на Сокола. Он пожал плечами.
Но вот наконец-то поезд появился! По счастью, то была пересадочная станция, и вагоны почти опустели — чтобы тотчас же вновь до упора набиться людьми.
Всех ритмично качало, а то и резко подбрасывало, и Дива никак не могла поймать равновесие. Наконец она покрепче уцепилась за Сокола и даже подбородком оперлась о его крутое плечо. Сокол легонько дунул ей в волосы, и она быстро улыбнулась в ответ.
Глаза скользили по лицам пассажиров. Они в полумраке казались одинаковыми: черты затеняла глубокая усталость, чудилось, въевшаяся в поры, как несмываемо въедается угольная пыль… Но иногда промельки тоннельных фонарей ударяли в лицо одному или другому, и Диве удавалось рассмотреть то, что было сильнее усталости: тайный страх.
Поезд вновь резко качнуло, и в просвете меж фигур Дива увидела совсем другое лицо, вмиг приковавшее ее внимание.
То был молодой человек, чем-то напоминавший Диве Сокола: очень высокий, бледный, светлые волосы серебрятся… о, да ведь он совсем седой! А черты резче: горбатый нос, тонкие губы. В нем было что-то от хищной стремительной птицы, но уж страха в этом лице не было! Его широко расставленные голубые глаза напряженно вглядывались в окружающих, словно он искал, выбирал среди них кого-то. Когда они скользнули по Диве, она ощутила этот взгляд как бесцеремонное, оценивающее прикосновение и вспыхнула возмущенно, но тут же холодные глаза обратились к Соколу, и тот парень чуть заметно кивнул, будто одобрил что-то, и продолжил пристальный осмотр пассажиров. Но все чаще на лице его появлялось выражение досады, и нервно раздувались тогда ноздри короткого, крючковатого носа.
