Алексей Евтушенко - Солдаты Вечности
Как только Никита, влекомый Локотком, скрылся за поворотом, Женька постоял несколько секунд, выжидая, а затем нырнул в лифт-телепорт и через секунду (именно столько времени ему понадобилось, чтобы ткнуть пальцем в кнопку под номером 49) оказался на родном, «земном», уровне.
Еще через пять минут он уже был в своем отсеке-квартире и торопливо облачался в антигравитационный костюм – аналог того, в котором отправилась на свою несчастливую прогулку Маша Князь.
– Летающие танки… боевые роботы… мать вашу… Урукхаи пятиглазые, – бормотал он, сноровисто проверяя комплектацию и засовывая в обширный, надежно застегивающийся карман на бедре свой «Walther P99» и две запасные обоймы к нему. – А вот хрен вам всем. Пока мы будем осторожничать и разбираться, Машка совсем загнуться может. Если уже не… Рискну. Тот не разведчик, кто не проявлял инициативу. И гори оно все огнем. А победителей не судят. Значит, станем победителями. Так. Кажется, все на месте. Шнур не забыл, НЗ и вода – в ранце, «телефон», фонарик, нож… Ходу.
Этот достаточно безумный, чтобы иметь возможность осуществиться, план родился в Женькиной бесшабашной голове, когда он ясно осознал: киркхуркхи снова напали, и на этот раз их гораздо больше. Нет, он не видел основных сил, расположенных временным лагерем на правом берегу реки. Он просто интуитивно понял, что они есть.
…а эти пятеро, которых засекла позже сбитая «летучая мышь» – передовой дозор. И кто-то из этого дозора сбил Машку. Скорее всего тот, кто движется впереди, – Машкин маршрут должен был пролегать как раз над ним. В любом случае «язык» нужен. И, если повезет, этот «язык» расскажет им все, что знает. Слава богу, в памяти Центрального Мозга-компьютера Пирамиды хранятся тысячи и тысячи живых и мертвых языков со всех миров, входящих, так сказать, в сферу ее влияния. В том числе и язык киркхуркхов. И гениальная программа-переводчик имеется…
Он вылетел наружу через одну из многочисленных открытых площадок, расположенных по периметру Пирамиды на всех уровнях, и тут же резко нырнул вниз, к самой воде, одновременно закладывая широкую дугу, чтобы подлететь к нужному району с запада, а не с юга – так было больше шансов, что друзья-коллеги не сразу обнаружат его самовольство и потребуют немедленно вернуться назад.
Мальчишество, с одной стороны. Но с другой, учитывая, что и враг движется с севера на юг, заход с фланга и на малой высоте имеет под собой все тактические основания.
Глава 11
Свем Одиночка замер и прислушался. Там, наверху, кто-то был. Этот кто-то не выдавал себя ни шорохом, ни дыханием, но Свем знал, что он там.
Запах – вот что указывало на чужака. Едва уловимый запах, который тот оставил совсем недавно, взбираясь на возвышение с северной стороны. Это был очень странный запах – ни на что не похожий. А значит, скорее всего, таил в себе опасность. Впрочем, он был слишком слаб, чтобы сейчас можно было сказать наверняка…
Свем бесшумно сместился на полтора десятка шагов, стараясь встать точно под ветер. Запах усилился. Но теперь Одиночка увидел и следы.
Нет, чужак не взбирался наверх. Он вползал. Трава вон примята характерно, и веточка куста обломана как раз на нужной высоте.
Так далеко от последнего стойбища племени Свем забрался впервые. И вовсе не потому, что плохой стала охота и нужно было искать новые, богатые зверем места. Нет. На этот раз его влекло на восход чувство, которому в языке Свема не было названия. Пожалуй, очень приблизительно его можно было сравнить с любопытством, но только очень приблизительно.
Он и сам не помнил, когда впервые задумался всерьез над старой, передаваемой из поколения в поколение легендой о том, что где-то далеко на восходе (а может быть, и на юге) есть Великое озеро. Оно такое большое, что противоположный берег можно увидеть, только взобравшись на высокое дерево, да и то в ясную погоду.
На дне озера покоится сверкающая гора из горного хрусталя. Хрустальная гора – так ее и называют. Сделана она чужими богами, пришедшими из другого мира. Сами боги давно умерли, но один раз в сто лет гора поднимается из озерных глубин на поверхность, чтобы все увидели, запомнили и передали своим детям и внукам – древняя мощь чужих богов жива и по-прежнему смертельна для любого, кто осмелится хотя бы приблизиться к ней на расстояние четвертой части дневного перехода.
Потому что еще никто из тех, кто хотел подойти к этой горе ближе, не возвращался обратно.
Свем Одиночка знал цену древним легендам. Рациональное сознание и опыт следопыта-охотника ежедневно убеждали его в том, что мир хоть и богат на всякие чудеса и загадки, но большинство из них на поверку оказываются не так уж страшны и вполне поддаются объяснению. Были бы в порядке зрение, слух и нюх. И то особое чувство опасности, которое вырабатывается годами жизни в лесу только у лучших охотников.
А он был лучшим.
Хоть, в отличие от подавляющего большинства соплеменников, и предпочитал охотиться в одиночку и жить на отшибе. За что и получил свое прозвище.
Но время от времени из каких-то тайных глубин его сердца всплывало лишающее сна и покоя чувство, для которого у Свема Одиночки не было названия. В такие минуты даже приготовленное на огне свежее мясо казалось невкусным, и глаза безразлично скользили по соблазнительным линиям тела его молодой жены.
Но зато другими, внутренними глазами он видел обширную гладь воды и вздымающуюся над ней высокую – до облаков – сверкающую гору, которую соорудили чужие боги, пришедшие из неведомого мира.
Сладко замирало в груди сердце, охваченное этим странным чувством, и хотелось немедленно вскочить, собраться и уйти на поиски легендарного озера. Но не погибнуть в дальних и опасных странствиях, а найти его, вернуться и рассказать всем, что древняя легенда не врет. Или врет. Что, в общем-то, не так уж и важно.
Впервые это чувство посетило его еще ребенком. Взрослея и мужая, Свем думал, что со временем оно исчезнет из его сердца и перестанет мешать жить.
Но этого не произошло.
То есть каких-то три или четыре года назад ему казалось, что это щемящее чувство, которым он никогда и ни с кем не делился (тех, кто вел себя странно и говорил маловразумительные вещи, в племени не любили, а самых неисправимых и вовсе убивали или изгоняли), действительно покинуло его навсегда. Однако около года назад чувство вернулось. И с такой новой силой, что Свем понял – сопротивляться невозможно.
Или он своими глазами увидит озеро и гору, или умрет.
Но умирать (особенно от рук своих же) не хотелось. Поэтому Свем заранее стал вести разговоры с вождем о том, что хочет совершить дальнюю разведку. Да, сейчас племя стоит в хорошем месте, на берегу обильной рыбой реки. И зверя в округе тоже хватает. Но что будет через год или даже несколько лет? Так уже случалось – добыча оскудевала, и людям приходилось искать новые места для жизни. Часто оплачивая эти поиски дорогой ценой. Он, Свем Одиночка, предпочитает заранее подготовиться ко всем возможным неприятностям и заранее разведать возможные пути и места обиталища на будущее.
