Елена Асеева - К вечности
Обаче, я отвлекся на несущественное…
Ибо тогда, взглянув на Вещунью Мудрую я тоже отвлекся. Всего-навсе на морг движения века, а после узрел, как царица нежданно туго качнулась в сторону ложа, абы сидела она на полу, несколько в стороне от него, и будто потянулась своим лицом к девочке. Я увидел, как стремительно приоткрылся рот Вещуньи Мудрой, и из него вырвался луч почитай золото-красного сияния. И я махом сообразил, что коли сделаю неверный шаг, уничтожу это существо… Существо, оное по недоразумению, обладая способностями собственного сияющего естества, передавать на расстоянии образы и чувства иному организму, установило меж собой и мозгом девочки связь. Точнее сказать, Вещунья Мудрая установила мысленную связь… мост… чревоточину между собственным сияющим естеством и мной. Тончайшую чревоточину по которому пронеслось видение… Видение, несомненно, столь мощное, каковое мог принять только я!
Я — юное божество! Принять и вже сейчас обладая необходимыми способностями распространить на мозг человека. Но если мозг девочки, воспринявший видение оставался прикрыт моим сиянием, то естество альвинки оказалось ни чем не защищенным.
Еще доли бхараней, я раздумывал, как ее спасти, а посем, стал резко наращивать сияние своего естества. Я чувствовал, как моя мощь многажды увеличившись, надавила своей массой на мозг девочки и стенки ее черепа, отчего слышимо хрустнули кости и натужно дернулось внутри груди сердце. Лепесток моего сияния, словно лоскуток огня, проделал стремительное перемещение через мельчайшие трещины, сосуды, проточины единящие черепное лоно и рот, и выплеснулись оттуда едва заметным лучом… Смаглый долгий и вельми разрозненный поток моего естества, мой хвостик, рывком облизал золото-красную сияющую суть царицы белоглазых альвов, выглядывающую из ее рта, единожды снимая с нее напряжение, полученное от видения, и срыву вталкивая обратно в голову. Я резко дернул на себя собственный хвостик и с тем разглядел несколько выпученные белые очи Вещуньи Мудрой от натужного состояния, покрывшиеся мельчайшими вкраплениями золотых пежин. И тот же миг втянул удлинившийся луч собственного естества обратно вглубь черепной коробки, единожды, похоже, окатив горячими струями и сам рот, и все кровотоки девочки по оным прокатилось мое сияние. Резкий тот рывок, подобно вздоху, легохонько ударил по мне. И я также же энергично отворил еще шире свой рот и сглотнул дотоль застрявшую в нем искру. Немедля сообразив, что у меня появился голос.
— А…а…а! — закричал я и вторила мне таким же протяжным криком отроковица.
А я выплескивал в том крике… зове… все полученное мной видение, пропущенное через альвинку и мозг девочки напряжение, разрывая мост промеж нами тремя и воссоздавая мощную чревоточину общения между собой, Богами и Родителем.
— Отец! Отец! — уже из последних своих сил докричал я, ощущая, что днесь отключусь. — Я жив! Я здесь!
Глава девятая
Здесь!
А и впрямь, где здесь?
Это была первая моя мысль после того, как я вновь обрел себя, после отключения и подачи зова.
Вероятно, в этом стоило разобраться.
Разобраться в том, где я находился. Ни в ком, а именно где.
Токмо самую толику времени я приходил в себя, оглядывая пространство, местность, плывущую обок девочки. А после понял, что она (надобно верно называть ее по имени?), то есть Владелина живет в Галактике Млечный Путь, Солнечной Системе, на планете Земля. Кстати первой обитаемой системе и планете Галактики Млечный Путь.
Как я это понял?
Нет, не догадался…
Я просто-напросто вспомнил. Мой старший брат, Темряй, еще тогда, когда я был подле Отца, в общении со мной почасту показывал мне не только Галактики, но и системы, планеты, звезды… И Солнечная система, как ближайшая к обживанию в Млечном Пути вельми тогда меня заинтересовала. Посему, Темряй, не раз показывал мне отображением и саму систему, и планету в ней.
Впрочем, сейчас девочка, восседая на кологриве (существах обитающих только в Галактики Синее Око, в созвездии Выжлец, на планетах Эльфийская Лебединая Арибэлла, Блаженная Журавлиная Эвлисия и созданных когда-то моим Отцом по просьбе Седми) летела над зелеными полотнищами лесов, где редкими прогалинами виднелись левады и елани. Голубыми бликами вод мелькали изредка средь той густоты дубрав, березняков, осинников и краснолесья тонкие излучины рек, круглые озера и вовсе дальними пятнами лиманы.
Большая лысина, и находящееся на нем поселение, как-то дюже резко нарисовалось пред очами Владелины. И в центре его особым призывом, как светосигнальное устройство для меня, глянуло капище, своим шатровым навершием корпуса и шаровой луковой венчающей само судно. Четырехугольные люки, слегка заслоняемые летящей впереди девочки альвинкой, расположившиеся подле самой луковки, нежданно блеснули переливами света, точно отразившись от чревоточины, и вращающегося повдоль планеты Земля, спутника, Месяц. И увенчанная принимающе-передающим устройством, похожим на тонкий шпиль, луковка, послала на меня протяжный голос моего дорогого Отца, бывшего отображением али точнее сказать записью:
— Крушец! Милый, бесценный мой малецык! Я так рад, что ты жив!
А после пришла и картинка серебристо-насыщенной веретенообразной Галактики, испещренной пылевыми и газовыми включениями. Расположенная сверху и снизу от диска Галактики нестабильная волокнистая составляющая находящихся там плотных скоплений звезд, видимо излучала темно-голубые и лиловые спектры сияния, указывающие на то, что в тех местах только давеча произошли вспышки звезд.
Галактика…
Это была Галактика, Дымчатый Тавр. Галактика в оной ноне, очевидно, находилась пагода моего Отца.
Одначе, звук явственно пришел не оттуда. Он казался более близким, вроде как оставленным… Ну, если не на самой планете, то воочью в системе, али вернее на самом спутнике Месяц, к которому был прицеплен хурул Дажбы.
И меня сразу отпустило.
Хворь и утомление не ушли, но мне стало намного спокойней. Ведь теперь Отец знал, что я жив, и сама эта мысль принесла успокоение.
И вместе с ней, я ощутил совсем небольшой прилив сил.
Еще бы я столько пережил, тоску, боль по своему Творцу, разлуку с ним и с тем, однако, сумел спасти от гибели Вещунью Мудрую. Определенно, пребывание в Березане меня укрепило. Ну, если и не укрепило, дало возможность пережить расставание с Отцом. Теперь, подав зов, я ждал его прибытия. И того, что обещал Родитель, а именно Серебряной Льги. И посему всяк раз приходя в себя, ибо все также подолгу я находился в отрешенном, отключенном состоянии, посылал на мозг Владелины особую смурь по Отцу, абы когда она его увидела, более не пожелала с ним расстаться.
