Пол Андерсон - Тау - ноль
Он поцеловал ее — краткое, ничего не значащее соприкосновение губ.
— Прости, что я о тебе не забочусь. Я очень тороплюсь.
Реймон продолжил путь. Дверь на мостик была закрыта. Он постучал.
Федоров проревел изнутри:
— Не принимаем. Подождите, пока капитан обратится к вам.
— Это констебль, — отозвался Реймон.
— Отправляйтесь выполнять ваши обязанности.
— Я собрал пассажиров. Они начали выходить из шока и понимают, что что-то не так. Незнание может их сломать. И может случиться так, что мы уже не склеим обломки.
— Скажите им, что вскоре будет представлен рапорт, — откликнулся Теландер без особой уверенности.
— Не можете ли вы сказать им это, сэр? Интерком работает, верно?
Скажите им, что вы сейчас оцениваете точные размеры ущерба, чтобы отдать распоряжения о необходимом ремонте. Но я предлагаю, мистер капитан, чтобы вы для начала впустили меня, чтобы я помог вам найти слова для описания постигшего нас бедствия.
Дверь распахнулась. Федоров схватил Реймона за руку и попытался втащить его внутрь. Реймон вывернулся из его хватки приемом дзюдо. Его рука взметнулась, готовая к удару.
— Никогда так не делайте, — сказал он.
Он поднялся на мостик и сам закрыл дверь.
Федоров заворчал и сжал кулаки. Линдгрен поспешила к нему.
— Нет, Борис, — взмолилась она. — Прошу тебя.
Русский подчинился, оставаясь наготове. Все смотрели на Реймона в напряженном молчании: капитан, первый помощник, главный инженер, навигационный офицер, управляющий биосистем. Он бросил взгляд за их спины.
Панели управления пострадали: стрелки на шкалах разных приборов погнулись, экраны разбиты, провода торчат наружу.
— Неприятности в системе управления? — спросил он, показывая туда.
— Нет, — сказал Будро, навигатор. — У нас есть, чем заменить.
Реймон поискал видеоскоп. Провода, ведущие к компенсатору, тоже были мертвы. Он подошел к электронному перископу и глянул.
Полусферическое изображение прыгнуло на него из темноты, искаженная картина, свидетелем которой он бы стал, находясь снаружи на корпусе корабля. Звезды столпились впереди, слегка струясь по бокам корабля; они сияли синим, фиолетовым, рентгеновским светом. За кормой узор был похож на тот, что когда-то был привычным, — но не полностью, и звезды эти покраснели, как тлеющие угли, словно время задувало их. Реймон слегка вздрогнул и повернул голову обратно в уютную тесноту мостика.
— Ну? — сказал он.
— Система торможения… — Теландер нервничал. — Мы не можем остановиться.
— Продолжайте, — сказал Реймон без всякого выражения.
Заговорил Федоров. Его тон был презрительным.
— Я полагаю, вы помните, что мы активировали систему торможения в составе бассердовского модуля. Эта система отличается от системы ускорения, поскольку для того, чтобы затормозить, мы не толкаем газ сквозь реактивный двигатель, а обращаем его инерцию движения.
Реймон никак не отреагировал на оскорбление. Линдгрен задержала дыхание. Через некоторое время Федоров сдался.
— Ну, — сказал он устало, — ускорители тоже работали, причем на гораздо более высоком энергетическом уровне. Несомненно, что сила их полей их и защитила. Система торможения… Все. Вышла из строя.
— Как?
— Мы установили только, что произошло вещественное повреждение внешних приборов управления и генераторов, и термоядерная реакция, которая давала ей энергию, погасла. Поскольку датчики системы не отвечают, должно быть, разбиты — мы не можем в точности сказать, что повреждено.
Федоров перевел взгляд на разбитые панели. Он продолжал говорить, будучи не в силах остановиться. Человек в отчаянии склонен повторять очевидные факты снова и снова.
— Соответственно природе катастрофы, система торможения должна была подвергнуться большей нагрузке, чем система ускорения. Я бы предположил, что эти силы, действуя через гидромагнитные поля, сломали материальную часть этой составляющей бассердовского модуля.
Разумеется, мы могли бы произвести ремонт, если бы выбрались наружу.
Но нам бы пришлось подойти слишком близко к пламени энергетического сердечника ускорителей в его магнитной ловушке. Радиация убьет нас раньше, чем мы сумеем что-либо сделать. То же самое касается любого робота с дистанционным управлением, который мы могли бы построить. Вам известно, что такая сильная радиация делает, например, с транзисторами. Не говоря об индуктивном эффекте силовых полей.
Ну и, конечно, мы не можем прекратить ускорение. Это означало бы отключение всех полей, включая экраны, работу которых может обеспечивать только внешний энергетический сердечник. При нашей скорости водородная бомбардировка высвобождает гамма-лучей и ионов достаточно, чтобы все на борту поджарились в течение минуты.
Он замолчал — не как человек, завершивший изложение, а скорее как машина, у которой закончилась энергия.
— У нас что, вообще не осталось средств управления движением? — спросил Реймон по-прежнему невыразительно.
— О нет, нет, управлять мы можем, — сказал Будро. — Можно менять схему ускорения. Мы можем понизить мощность любого из четырех устройств и повысить мощность других в любом сочетании — сгенерировать боковой вектор и отклониться в сторону, равно как и продолжать движение вперед. Но как вы не понимаете: какой бы путь мы ни выбрали, мы должны продолжать ускоряться, иначе смерть.
— Ускоряться вечно, — сказал Теландер.
— По крайней мере, — прошептала Линдгрен, — мы можем остаться в нашей галактике. Обращаться вокруг и вокруг ее центра.
Ее взгляд устремился к перископу, и все знали, о чем она подумала: за этим занавесом из странных голубых звезд — чернота, межгалактическая пустота, полное изгнание.
— По крайней мере… мы сможем состариться, видя вокруг звезды. Даже, если мы не сможем никогда больше прикоснуться к планете.
Черты лица Теландера исказились.
— Как я скажу это людям? — прохрипел он.
— У нас нет надежды, — сказал Реймон.
— Никакой, — ответил Федоров.
— О, мы можем прожить свою жизнь — достичь вполне разумного возраста, если даже и не такого, которого обычно позволили бы достичь процедуры против старения, — сказал Перейра. — Биосистемы и система круговорота органики целы. Мы можем даже повысить их производительность. Нам не грозит ни голод, ни жажда, ни удушье. Конечно, замкнутая экология не на 100 % эффективна. Она будет подвергаться медленному износу, постепенно деградировать. Космический корабль — это не целый мир. Человек — не такой вдумчивый проектировщик и широкомасштабный строитель, как Бог. — Улыбка его была призрачной. — Я не рекомендую никому заводить детей. Им придется пытаться дышать ацетоном, обходиться без фосфора, истекать соплями и рисковать заработать гангрену из-за каждой царапины. Но я полагаю, что мы можем лет пятьдесят рассчитывать на наши приспособления. В сложившихся обстоятельствах это кажется мне приемлемым.
