Владимир Лещенко - Идущий сквозь миры
Тут, у маленькой печурки, на которой шипел чайник, сидели два немолодых, но крепких мужика.
Моряк что-то сказал им вполголоса, и один из них, пройдя куда-то в глубину склада и повозившись там минут пять, выложил передо мною полотняную рубаху без ворота, широкие свободные шаровары и суконную безрукавку, явно бывшую в употреблении.
Сверху он бросил клеенчатый плащ и бесформенную широкополую шляпу, рядом поставил крепкие, хотя и неказистые на вид кожаные башмаки, судя по фасону – солдатские.
– Пока вроде все. Давай переодевайся. А одежду свою собери и поаккуратней свяжи. А еще лучше: постирай сначала – тебе еще долго носить ее не придется.
Тут же переодевшись, я принялся торопливо сворачивать одежду, при этом вытаскивая из карманов те мелочи, которые обычно находятся в них, и перекладывая их в карманы шаровар…
Ключи от квартиры, часы-браслет, которые так и не успел сдать в ремонт, мобильник, кошелек. Последней в руках у меня оказалась записная книжка. Случайно я открыл ее на странице, где Нина записала свой телефон.
При взгляде на ее почерк я ощутил, как ледяная тоска вдруг хлынула в душу. Яркий электрический свет словно потускнел. Я замер с книжечкой в ладони, чувствуя, как слезы вот-вот хлынут из глаз.
Перемена, случившаяся со мной, не укрылась от внимания моих опекунов.
Перед ними прошел, надо думать, не один такой, как я, и они хорошо знали, как надо поступать в подобных случаях. Старший резким движением выдернул книжку у меня из рук и тут же швырнул в печку.
Теперь я даже благодарен этим грубым и суровым людям, их жестокой мудрости.
Но для того чтобы их понять, мне самому сначала потребовалось стать таким, как они. А тогда…
Я глядел, как исчезают в пламени странички, сворачивается коленкоровый переплет, и чувство было подобно тому, как если бы этот огонь жег меня.
– Вот так, парень, – невесело усмехнулся бородатый, – что поделаешь, надо перетерпеть.
Видимо, взгляд мой, обращенный на него, был весьма красноречив.
– Только не вздумай драться со мной. – Он продемонстрировал мне кулак с пивную кружку величиной. – Имей в виду: драться меня учил офицер из вашего времени, из этих, как его… ну, которые с неба прыгают.
Его товарищ, став позади, положил руку мне на плечо – то ли чтобы приободрить, то ли на случай, если я не внемлю предупреждению.
Боль постепенно схлынула, хотя тяжесть в душе осталась. Мне вдруг стало почти все равно, что будет со мной дальше…
Так, в полупрострации, я потащился следом за парнем прочь из ангара.
Попетляв среди строений этого странного поселка, мы остановились возле узкого и длинного бревенчатого сооружения, напоминавшего не то лабаз, не то блокгауз из вестернов, если бы не квадратные окна.
Я миновал тамбур с полудюжиной курток на гвоздях и прикорнувшим в углу красноносым рыжим крепышом, из-за пазухи которого выглядывало бутылочное горлышко.
Мой провожатый подтолкнул меня вперед, и я оказался в длинном помещении, уставленном узкими топчанами. Никого кроме нас тут не было. В воздухе плавал аромат табачного дыма.
– Вот, стало быть, твоя койка. – Он остановился у одного из топчанов. – А вот, – он наклонился и вытащил из-под ложа длинный парусиновый мешок с кожаными лямками, – это теперь тоже вроде как твое. Барахло прежнего хозяина. – Он швырнул мне оказавшийся довольно увесистым баул. – Ему теперь уж точно не понадобится, а ты вроде как его наследник. Ну, вроде все. Сиди тут и жди.
– Кого? – не понял я.
– Боцмана Горна, – высокомерно сообщил он мне и удалился.
Я остался в одиночестве. Барак, кубрик или казарма (как лучше это назвать?) была пуста.
Мне ничего не оставалось, как сесть на спартанского вида койку – одеяло грубой шерсти поверх голого матраса – и дожидаться своей участи. Это было самое умное, что пришло мне в голову (два других решения были: попытаться вылезти в окно и бежать куда глаза глядят либо разбить себе голову о стенку, покончив со всем разом).
Наконец дверь распахнулась и появился вышеупомянутый боцман – высокий широкоплечий мужчина в тельняшке с широкими полосами и берете с потешным помпоном.
Он внимательно осмотрел меня с ног до головы, подергал сжатую в кулак пиратскую бородку. Потом между нами состоялся примерно такой диалог:
– Как зовут?
– Василий.
– Бэзил, значит. Не моряк?
– Нет.
– Готовить умеешь?
– Умею.
– И то дело. Укачиваешься?
Я помотал головой.
– Совсем хорошо. Ну, посмотрим, что из тебя выйдет. И не из таких нормальных людей делали! А теперь пошли работать.
Мне ничего не оставалось, как поплестись следом за ним.
Подойдя к покосившемуся забору, он толкнул калитку, и мы оказались на заднем дворе кухни или столовой, если судить по витавшим в воздухе запахам.
– Вот, – он показал на громадный штабель поленьев, рядом с ним стояла изрубленная колода, в которую был воткнут топор, – будешь колоть дрова. До обеда и от забора – так, что ли, у вас говорят? – Он коротко хохотнул. – Чем больше нарубишь, тем больше поешь.
Хлопнув калиткой, он оставил меня наедине с дровами.
Делать было нечего: благословив свои занятия йогой и дзюдо, я принялся за работу.
Прошел час, потом другой, и еще какое-то время. Топор вываливался у меня из рук, на ладонях появились кровавые мозоли, а проклятые дрова, казалось, все не убывали.
Я давно стащил с себя куртку и рубаху, но все равно обливался потом.
Каждая мышца буквально вопила об отдыхе, но я чувствовал, что если сейчас прекращу работу хоть на минуту, то больше уже не смогу сделать ни одного движения.
Наконец появился боцман. Критически оглядев сделанное, он, против ожидания, похвалил меня:
– Неплохо, черт возьми. Бывало, покрепче тебя на вид, а и половины этого наколоть не могли. Ладно, пошли, пожуешь чего бог послал.
За дверью, сбитой из досок от корабельной обшивки, располагалась подсобка, где на шатком столе меня ждали стеклянная миска, доверху полная густым рыбным супом, заправленным мелко накрошенной зеленью, такая же миска помельче, куда горкой было навалено жареное мясо с картошкой, и стакан сильно разбавленного водой красного вина. Не без труда удерживая ложку в еле шевелящихся пальцах, я принялся за еду. На суп я потратил минут пять, на второе – немного больше.
Мясо оказалось похоже на жесткую говядину (именно тогда я впервые попробовал мамонтятину).
Заканчивая трапезу, я случайно смахнул локтем со стола миску. Она весело запрыгала по кирпичному полу, звеня как гонг, но даже не треснула.
– Небьющееся закаленное стекло, – пояснил мне повар, выглянувший в дверь. – Из нашего с тобой двадцатого века.
Так я познакомился с Борисом Максимовичем Беспредельным, в далеком прошлом – лейтенантом конвойных войск НКВД, а ныне – нашим главным кухмистером.
