Сэмюэль Дилэни - Падение башни (сборник)
— Самое то! — воскликнул Эймос и быстро оделся, так как уже замерз стоять в одних подштанниках. Перелез через борт, и вскоре был уже на болоте. Он был такой яркий и пестрый, что никто не заметил фигурку в грязных отрепьях, которая юркнула на корму за спинами матросов, тоже перелезла через борт и ступила на болото. Будь то Эймос, его рыжие волосы бросались бы в глаза, но у Джека, хоть он и носил разноцветную одежду, волосы были неприметные, русые.
Серый господин смотрел вслед Эймосу, пока тот не исчез из виду, а потом приложил руку ко лбу, который пульсировал от головной боли, и прислонился к черному сундуку, который матросы уже успели вынести на палубу.
Из сундука донеслось: «Глумпфвмр».
— О, мой самый дорогой, самый близкий друг, — сказал серый, — я чуть про тебя не забыл. Прости меня, пожалуйста.
Он достал из кармана конверт, а из конверта вынул большую ночную бабочку, которая била крыльями.
— Она влетела в мой иллюминатор вчерашней ночью, — сказал он.
Крылья у бабочки были бледно-голубые с коричневой каймой, а с изнаночной стороны — пятнистые в золотую крапинку.
Серый господин надавил на длинный металлический щиток на боку сундука — что-то вроде заслонки, которая прикрывает прорезь почтового ящика, — и протолкнул бабочку внутрь.
Из сундука прозвучало «фаффл», и серый улыбнулся.
На болоте Эймос подождал, пока его не догнал принц.
— Ну как, без проблем? — спросил Эймос.
— Легче легкого, — рассмеялся Джек. — Они даже не хватились тюремщика.
Минувшей ночью, после того как мы расстались с нашими героями, Эймос взял у спящего тюремщика ключ и освободил принца. Они вдвоем скрутили тюремщика, затащили его в камеру и закидали серыми одеялами. Утром, когда матрос пришел обменивать одежду, Джек подождал, пока тот уйдет, а потом сам отпер замок и вслед за Эймосом незаметно покинул корабль.
— Ну, пошли искать твою серебристую заводь, — сказал Эймос, — надо обернуться к обеду.
Вместе они зашагали по топи и грязи.
— А знаешь, — сказал Эймос, остановившись поглядеть на серую паутину, которая тянулась от ветки дерева над их головами до ползущей по земле лианы, — не так уж здесь и серо. Присмотрись-ка.
В каждой капельке росы на каждой нитке паутины преломлялся, словно через крохотную призму, свет, распадаясь на синие, желтые и красные лучи.
Глядя на это, Джек вздохнул:
— Цвета Далекой Радуги.
И ничего больше не сказал, но Эймосу стало его очень жалко. Они поспешили к середине болота.
— Да, здесь не все серое, — заметил Джек.
Зеленовато-серая ящерица, сидя на пне, подмигнула им красным глазом, над их макушками прожужжал золотой шершень, а змея с серой спиной, уступая им дорогу, перевернулась и обнажила оранжевое брюшко.
— Смотри скорей! — вскрикнул Эймос.
Впереди, за серыми стволами высоких деревьев, сквозь туман пробивался неяркий свет.
— Серебристая заводь! — вскричал принц, и оба побежали вперед.
И вскоре действительно оказались на краю круглого сверкающего водоема.
На том берегу заквакали крупные лягушки, а из глубин поднялись и всплыли несколько воздушных пузырьков.
Эймос и Джек вместе заглянули в воду.
Они ожидали увидеть блеск зеркала среди водорослей и гальки на дне, а может, собственные отражения, но увидели — совсем другое.
Из-под воды смотрело лицо красивой девушки.
Джек с Эймосом изумленно наморщили лбы. Девушка засмеялась, рассыпая по озеру пузырьки.
— Кто ты? — спросил Эймос.
И в ответ из пузырьков донеслось:
— А вы кто?
— Я Джек, Принц Далекой Радуги, — сказал Джек, — а это Эймос.
— Я женщина, достойная принца, — произнесло лицо в воде, — и зовут меня Леа.
Тут Эймос спросил:
— Отчего ты достойна принца? И как ты попала туда, где теперь находишься?
— Ах, — сказала Леа, — на второй вопрос ответить легко, но на первый не так-то просто. Год и еще один день назад я услышала тот же самый вопрос от волшебника, такого могучего, старого и ужасного, что нам с вами не стоит о нем беспокоиться.
— И что ты ему ответила? — спросил Джек.
— Я сказала, что могу говорить на всех языках рода человеческого, что я храбра, сильна и красива, что я могу править государством бок о бок с любым мужчиной. Он сказал, что я горда и гордость — мое достоинство. Но тут он заметил, как я разглядываю себя в зеркалах, и сказал, что я тщеславна, а тщеславие — мой изьян, оно разлучит меня с принцем, которого я достойна. Блестящая поверхность всего сущего, сказал он мне, будет разлучать нас, пока какой-нибудь принц не сумеет заново собрать зеркало из осколков, и тогда я смогу снова стать свободной.
— Значит, я тот самый принц, который тебя спасет, — объявил Джек.
— Правда? — спросила Леа с улыбкой. — Осколок зеркала, в котором я заперта, лежит на дне этого озера. Когда-то я сама прыгнула с утеса в синее море, чтобы достать белую огненную жемчужину, которую теперь ношу на лбу. Я нырнула глубоко, глубже, чем все мужчины, глубже, чем все женщины, о чьих погружениях слыхал весь свет. Но это озеро еще на десять футов глубже, чем та пучина. Ты не раздумал?
— Я попытаюсь, даже если при этом погибну, — сказал Джек. — Но я сделаю все, что в моих силах, не больше, но и не меньше.
И, набрав полную грудь воздуха, Джек прыгнул в озеро.
Эймос прекрасно понимал: если бы его спросили, готов ли он нырнуть, он бы долго-долго колебался. Шли секунды. Эймос испугался за жизнь Джека и пожалел, что не успел придумать какой-нибудь другой способ. Прошла минута. Может, надо было обхитрить девушку, подстроить, чтобы она сама принесла им зеркало? Две минуты. Например, поймать лягушку, привязать ей к лапе веревку, пусть нырнет и найдет зеркало?..
Три минуты миновало, а на воде — ни пузырька. Эймос, к собственному удивлению, решил, что остается только одно — прыгнуть в озеро и попробовать хотя бы спасти принца. Но тут у самых ног раздался тихий всплеск воды.
Сначала вынырнула голова Джека, а через миг появилась и его рука с большим осколком разбитого зеркала. Эймос запрыгал от радости. Принц подплыл к берегу, и Эймос помог ему вылезти. Они прислонили осколок к дереву и сели немного передохнуть.
— Хорошо, что я был в твоих отрепьях, — сказал Джек, — а не в моей собственной одежде, иначе водоросли вцепились бы в мой плащ, а сапоги утянули бы меня на дно, и я так никогда бы и не выплыл. Спасибо, Эймос.
— Такая мелочь не стоит благодарности, — ответил Эймос. — Но если мы хотим поспеть на корабль к обеду, пора возвращаться.
