Роджер Желязны - Игра крови и пыли (сборник)
— Если бы меня занимали проблемы жизни и смерти, я бы и сам испугался проклятия,— сказал Франсуа, а потом, насвистывая себе под нос, поднял тело и понес его в сторону долины, где стояли башни.
Через некоторое время Сапфо прикоснулась к руке Вейсса. Он улыбнулся и заглянул в ее темные глаза.
— А что это за маленькие тарелочки, стоящие перед каждой башней? — спросила она.
— Не знаю. Мне так и не удалось это выяснить.
— Они похожи,— заявила она,— на подношения, которые мой народ делал богам, давным-давно, на Земле.
— Вы хотите сказать?..
— Я думаю, что мы на самом деле были богами той первой расы. По какой-то причине они поклонялись самым великим представителям человечества и оберегали здесь их вечный сон. Я знаю вон того человека, у вас за спиной,— с ожерельем и боевой раскраской на теле. Это Агамемнон[34].
Франсуа снял с тела саван и начал убирать его в башню с питательной жидкостью.
— Раса, которая искала богов среди представителей другой расы?
— Это не глупее, чем пытаться найти их где-либо еще.
Они наблюдали за трудящимся Франсуа.
— Тот бедняжка...— проговорила Сапфо.— Он спас нас.— И в ее глазах появились слезы.
— Если первая раса считала его богом, они очень рисковали, когда перенесли его тело,— заметил Франсуа.
— Может быть,— сказал Вейсс,— они надеялись таким образом избежать проклятия, которое он обещал на них наслать.
— А захватчики не верили в богов расы, которую стерли с лица земли,— до сих пор,— предположил Франсуа,— Мы свободны. Этот мир принадлежит нам. Больше нас не побеспокоят. Я... Проклятье!
Вейсс бросился к нему, но было слишком поздно. Он поскользнулся на желатиновой кляксе и ударился виском о единственный камень, имеющийся в долине. Он упал и остался неподвижно лежать на земле.
Они подняли его и положили внутрь другой башни.
— Не верю, что это простое совпадение,— сказал Вейсс.— Так должно было случиться.
— Его ведь можно оживить, правда?
— Думаю, да. До тех пор пока существует эта субстанция, нам не грозят ни смерть, ни ранения. А ее хватит на то, чтобы привести в чувство все человечество.
— А что означают слова на камне, о который он ударился? Они написаны на твоем языке?
— Да, — ответил он и прочитал про себя:
ДОБРЫЙ ДРУГ, РАДИ ВСЕХ СВЯТЫХ,
ОСТЕРЕГАЙСЯ ТРЕВОЖИТЬ ПРАХ,
ЛЕЖАЩИЙ ЗДЕСЬ!
БУДЬ БЛАГОСЛОВЕН ТОТ,
КТО ПОЩАДИТ ЭТИ КАМНИ,
И БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ,
КТО ТРОНЕТ МОИ КОСТИ.
— Здесь говорится, что он не хочет, чтобы его беспокоили.
— У него такое доброе лицо,— сказала она.— Кем он был?
— Никто не знает точно,— ответил Вейсс.
Сапфо вынула цветок из волос и положила его к ногам только что умершего человека, заключенного в целительную капсулу.
Эрик Вейсс отвернулся, чтобы не видеть ее чудных, грустных глаз, он снова стал пленником в клетке своей души.
Все уходят
Огни померкли в зале. Жрецы и нимфы танцевали, когда начали падать бомбы. Просперо взглянул на Фердинанда.
— У тебя такой вид, сын мой, словно ты объят страхом. Будь весел, наше пиршество заканчивается. Наши актеры, словно привидения, растают в воздухе, в прозрачном воздухе...
Он поднял руку. Жрецы и нимфы разом исчезли с глухим хлопком.
— ...и, подобно бесплатному материалу, из которого сотканы эти видения, растают укутанные облаками башни, величественные дворцы и торжественные храмы,— продолжал Просперо,— и сам огромный шар, да, все должно раствориться, словно мираж, не оставив даже фундамента...
Зрители исчезли. Сцена исчезла, театр исчез. Город растворился с легким шорохом, а затем стал прозрачным и сам шар Земли. Все актеры испарились, за исключением духов Ариэля, Калибана и Просперо.
— О, Просей...— вздохнул Ариэль.— Мы на этот раз замечательно материализовались...
— Просперо! — проревел Калибан.
— ...и наша маленькая жизнь завершилась сном.
Калибан схватил его за ногу, Ариэль вцепился в рукав.
— Вы сделали это снова, хозяин!
— Сэр, я огорчен...
— Остановите это безумие! Все тает! Вы применили ошибочное заклинание!
— Смиритесь с моей слабостью, дети мои. Мой старый мозг утомлен...
Калибан уселся на него верхом; Ариэль, кружась, стал размахивать перед глазами Просперо своими тонкими пальцами. Теперь они плыли в огромной, наполненной звездами пустоте. Ближайшим значительным небесным телом была Луна. В различных направлениях летели спутники: связи, метеорологические и разведывательные.
— Черт побери, верните все! — завопил Ариэль.
— Но не тревожьте мою немощь...
— Это бесполезно,— проворчал Калибан.— Он ушел в себя, и на этот раз дьявольски глубоко. Как объяснить ему, что мы ослабеваем и отказываемся снова блуждать в пустоте?
— Ну нет,— возразил Ариэль.— Я только начал получать удовольствие от всего этого.
— Тьфу на тебя. Мы будем тревожить вашу немощь, Просей! Вспомните старика Станиславского и верните все обратно!
— Будьте любезны, дети мои, вернитесь в мои яйцеклетки и отдохните там...
— Он достигнет границ своего мира, там мы его и достанем,— предложил Ариэль.
— Оборот или два я сделаю, пока не успокоится мой измученный мозг.
— Куда вы намереваетесь нынче прошвырнуться, хозяин? — встревоженно спросил Калибан.— Вы отказываетесь от всего, что было?
— Э-э... И что из того, дети мои?
— Вы опять идете этим ужасным путем к финалу.
— Ох, дорогой! Вещи приятнее выглядят издалека, можешь мне поверить.
— Из очень большого далека, я сказал бы сейчас. Что вы собираетесь сотворить на бис?
— Где моя Книга?
Калибан слегка пошевелил своим плавником:
— Она исчезла.
Просперо стал массировать глазные яблоки.
— Тогда я буду работать по памяти. Где это было?
— На пустынном острове.
— Да.
Просперо сделал рукой величественный жест, и невдалеке появились едва заметные очертания пальмовых деревьев. До них донесся легкий соленый запах и шум прибоя. Очертания острова становились все более отчетливыми, и сияющий песок распростерся под ногами. Затем послышался крик чаек. Звезды растаяли, небо поголубело, и по нему поплыли облака.
— Это уже лучше.
— Но это реальный пустынный остров!
— Не спорь со стариком. Ты же знаешь, как он упрям.
— Итак, дети мои, чем мы теперь займемся?
— Развлечениями, сэр.
— Ах да. Но для начала я материализую Фердинанда и Миранду.
Он повел остатки своей труппы вверх по каменистому склону. Все вместе они вошли в большой грот, посреди которого располагалась огромная сцена, освещенная пылающими факелами. Просперо кивнул Фердинанду и Миранде и указал им рукой на сцену.
