Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой
Вскоре температура стен дошла до 100 градусов. В обеденный перерыв можно было сварить суп или вскипятить чай, прислонив котелок к стенке. А позади, в каких-нибудь десяти минутах ходьбы осталась зона комфорта и даже ледник. Некоторые рабочие ходили туда обедать, за час они успевали остыть и даже продрогнуть.
Теперь в забое нельзя было работать без асбестовых несгораемых костюмов, похожих на водолазные. Они были неуклюжи и неудобны, но, по крайней мере, строители лавопровода перестали обжигать о горячие камни локти, плечи и колени. В костюме был термос с холодной водой - можно было пить, не снимая шлема, даже обрызгать себя при желании. От этой воды в сапоги натекала лужица, к концу смены приходилось ходить по щиколотки в воде. Но при всех ухищрениях температура в костюме была не ниже 50 градусов.
Изо дня в день в накаленной, пышущей жаром кабине сидел Ковалев в трусах и несгораемом скафандре. Пот заливал ему глаза, с кончика носа капал на грудь. Ковалев моргал, встряхивал головой, резиновым отростком протирал очки. Обязанности были несложны: рычаг от себя, кнопка, рукоятка, большой рычаг... Так каждые шесть минут. За шесть минут - 20 сантиметров.
- И как только вы выдерживаете? - удивлялись соседи по общежитию. Ковалев скупо улыбался. Он - летчик. Выдержка - это его специальность. Он выдерживал двойную петлю и пикирование с восьмикратной перегрузкой, когда человек весит полтонны. Он выдерживал встречную лобовую атаку, когда гибнет тот, у кого нервы сдают раньше. Его подвело зрение, а не выдержка. Подумаешь, жара! Не велик подвиг - переносить жару.
6.
КОВАЛЕВ быстро освоился с комбайном. Уже на третий день конструктор доверил ему рычаги. Правда, сам Котов не оставлял машиниста без наблюдения, никогда не уставал повторять: "Полегче. Немножко терпения. Силой здесь не возьмешь. Плавно. Теперь - рукоятку..."
Котову было за 50, но с годами он стал еще подвижнее. Это был худенький, порывистый, нетерпеливый человек. Разговаривал он быстро и громко, как будто убеждал собеседника, и сердился на непонятливость, частенько он обрывал разговор на полуслове, выбегал из комбайна, возвращался, присаживался, вскакивал, заглядывал в смотровое окошечко. Из-за своей непоседливости он и передал так охотно рычаги управления Ковалеву. Сам Котов не мог высидеть на месте восемь часов подряд.
Летая, Ковалев привык к постоянному напряжению, настороженности, к ежесекундной готовности встретить смертельную опасность. На подземном комбайне быстрота была ни к чему, требовалось только внимание и терпение. Ковалев скучал за рычагами, руки у него не уставали, голова была свободна, и он с охотой слушал рассказы разговорчивого изобретателя.
При первом знакомстве Котов казался разносторонним человеком. Он со знанием дела говорил об уличном движении, об орошении пустынь, о статистике и строении гор. Но вскоре Ковалев узнал, что все эти разговоры ведут к одной цели, все мысли Котова связаны в один узел, и это! узел - электроискровой комбайн.
- Сохнет Каспийское море, - говорил Котов, начиная разговор без всяких предисловий, как будто слушатель давно уже знал, о чем пойдет речь. Сохнет и сохнет - уровень падает, гибнут рыбные угодья. Предлагаются разные планы: спасать Каспий водой из Печоры, из Онеги, из Оби. Неверно это. Пресная вода -драгоценность, она нужна для орошения. Решать надо простейшим способом - поставить десяток комбайнов и гнать тоннель от Дербента к Батуми, забирать воду из Черного моря. Идти по кратчайшему пути, не стесняясь, прямо под хребтом. Чем глубже, тем богаче недра. По пути мы обязательно наткнемся на руды. Тоннель себя оправдает, я уверен.
- Вот в газетах пишут, - говорил он на другой день, шурша листами. Новая задача строительства: побольше построить домов отдыха, чтобы москвичи почаще отдыхали на чистом воздухе. А почему воздух в городе не чистый? Я скажу: главный отравитель - уличный транспорт с бензином и пылью. Так нужно смотреть в корень - убрать транспорт под землю, наверху оставить только дома и сады. Метро - это самое начало. В больших городах все проезжие дороги должны быть под землей. И движение быстрее, и полная безопасность, никаких столкновений. Под землей свободно, можно устроить отдельные тоннели для грузовых машин и для легковых, и все пересечения в разных уровнях. Сейчас подземное строительство - не проблема. Есть искровые комбайны. Одна машина в месяц может дать километр тоннеля и больше.
Из зарубежных писателей Котов выше всех ставил Келлермана за его роман о тоннеле под Атлантическим океаном из Америки во Францию. С восхищением Котов отзывался о русском фантазере Родных, который в начале нашего века выпустил тоненькую книжечку - незаконченный роман в две с половиной главы и в этих главах. описывал тоннель, построенный из Петербурга в Москву по хорде. В таком тоннеле поезда могли бы идти без затраты энергии - полпути катиться вниз, набирая скорость, а на второй половине с разгону подниматься вверх...
- Мы еще построим хордовые тоннели, - уверял Котов. - Не для поездов. Энергия сейчас не столь дорога. Но таким путем стоит переправлять пресную воду, например, из устья северных рек на юг, в пустыни, туда, где требуется орошение.
Котов раскладывал карты, исчерченные синими и красными линиями. Синие линии обозначали оросительные тоннели, красные - транспортные. Этот энтузиаст составил план подземного строительства на 300 лет вперед. Кажется, дай ему волю, он на всех заводах строил бы подземные комбайны, все дороги заменил бы тоннелями.
Подобно матери, которая даже во сне слышит плач своего ребенка, Котов слышал машину всегда, как бы он ни был увлечен. В разноголосом лязге металла он различал голос каждого поршня, каждого шкива, каждой шестерни, безошибочно определял, какая деталь сработалась, какую надо сменить заблаговременно. Котов не терпел, чтобы его машину критиковали, на людях расхваливал комбайн без стеснения, а сам неустанно размышлял о переделках и улучшениях. И часто после смены он говорил просительно:
- Степан, ты бы остался на часок. Задумал я одну штуку. Понимаешь, если увеличить зазор, подачу сделать свободнее, а зубья чуть поднять...
Ковалев никогда не отказывался. Он относился к своему начальнику с сочувствием и немножко с завистью. Так пожилые усталые неудачники относятся к юным мечтателям, полным пыла, еще не знакомым с мелями и подводными камнями.
И Ковалев оставался после смены на час, на два, на четыре. Он помогал увеличить зазор, приподнять зубья и не ворчал, когда на следующий день сконфуженный конструктор чистосердечно признавался:
- Пожалуй, хуже стало. Заедает чаще. Ты уж извини, Степа, придется остаться после смены, наладить по-старому.
![Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой [Подземная непогода]](/uploads/posts/books/81374/81374.jpg)
