Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой
- Поздравляю с победой! - Кашин обнял водителя. Потом обернулся к бурильщикам:
- Познакомьтесь, товарищи. Это инженер Котов, конструктор нового электроискрового проходческого комбайна. А это наши бурильщики, старший мастер Мочан .
Мочан засыпал вопросами конструктора: - Вы говорите - долбит камень искрой? Да, знаю, я видел, как искрой режут сталь. Сколько же вы проходите в час? А породу как крепить? А если горное давление растет?
Глаза у Мочана горели. Ему так хотелось испробовать силу незнакомой машины, взвесить и этот меч в своей руке, ринуться с ним в бой на огнедышащего "дракона".
- Нравится? - спросил Кашин, подходя...
- Попытать надо, - сдержанно ответил Мочан.
- Испытать кому-нибудь придется, - сказал Кашин. - Для того вас и вызвали. Комбайн этот будет строить штольню для выпуска лавы - очень важный объект Машина новая, машинистов для нее нет. На первых порах изобретатель сам поведет комбайн и будет обучать помощников, кого-нибудь из вас. Кому пришлось по вкусу?
- Разрешите мне, - заторопился Мочан - У меня к новым машинам призвание.
- А из молодых кто-нибудь? Кто у тебя отличник?
- Отличники есть, опытных машинистов нет.
- А Ковалев? Ведь он человек солидный - Кашин не забывал встреченных людей, хотя бы не видел их 20 лет.
- Про Ковалева я скажу, - начал Мочан - Ты не обижайся, Степан, я скажу про тебя всю правду, как есть. Работник он хороший, усидчивый, ровный, исполнительный, пожалуй, лучший из выпуска. Но нет у него чутья, нет настоящей охоты к делу. Сто процентов давать будет, а сто двадцать от него не ждите. При хорошем машинисте дельный помощник будет. Если разрешите, я возьму его с собой в комбайн.
- А что вы сами думаете, товарищ Ковалев?
- Я человек дисциплинированный, работаю, где поставят.
Кашину понравился этот ответ. Он всю жизнь работал там, куда пошлют, и очень гордился этим.
- Тогда мы сделаем так, - решил он - Наверху - широкий фронт, 12 скважин, там нужен руководитель. Туда мы пошлем товарища Мочана, а Ковалев, поскольку он хороший помощник, пойдет помощником к товарищу Котову. Вы не теряйте времени, Ковалев, оформляйтесь и начинайте знакомиться с делом. А в среду мы отправим вас в путешествие - к центру вулкана.
5.
В СВОЕЙ жизни Ковалев много путешествовал. Он налетал около миллиона километров и тысяч двести проехал по железным дорогам и на пароходе. Теперь ему предстоял еще один, совсем небольшой переход - каких-нибудь девять километров от площадки лаволитейного завода к огненному сердцу вулкана. Всего девять километров! Но таких путешествий еще никто не совершал. Впервые люди посмели проникнуть в недра вулкана.
Проводы были торжественные - с речами и музыкой. Когда оркестр сыграл гимн, инженер Котов и Ковалев вошли в кабину и плотно захлопнули герметическую дверь. Котов сел за рычаги, включил мотор. Тяжело переваливаясь, комбайн проехал несколько метров, порвал цветную ленточку старта и тупым рылом уткнулся в базальтовую скалу... Котов потянул малый рычаг от себя. Из рыла выдвинулись крупные зубья. Нажал кнопки - с сухим треском посыпались, невидимые при дневном свете, искры. Поднялся легкий дымок, это была измельченная в мелкую пыль порода. Зубья входили в базальт с трудом, как нож в замерзшее сало. Наконец они вонзились до отказа. Котов повернул рукоятку. Теперь искры посыпались из концов зубьев вверх, вниз и в стороны. Они откусывали надрезанные камни. Один за другим срывались квадратные куски базальта и с грохотом выкатывались по желобу из-под машины. Но вот куски обломаны. Снова включен мотор, и машина продвинулась вперед на 20 сантиметров на длину зубьев.
Так началось это медлительное путешествие сквозь камни - два метра в час, в лучшем случае, как предел, - 16 метров за смену. На пути комбайна была застывшая базальтовая лава, туфы из слежавшегося пепла вперемешку с вулканическими бомбами, прослойки льда, изредка кристаллические жилы. Жилы были гораздо тверже окружающих пород и резко снижали скорость комбайна. Зато геологи поджидали их с нетерпением, потому что в жилах попадались пустоты с правильными призмами, пирамидами и целыми гнездами прозрачных, цветных и лаково-черных кристаллов.
Геологи внимательно осматривали осколки, плывущие по транспортеру, потому что путешествие вглубь вулкана было одновременно и путешествием в прошлое. Ведь вся Горелая сопка образовалась из лавы и пепла, выброшенных извержениями. На самой поверхности лежал пепел последнего извержения, сгубившего Виктора Шатрова, еще глубже пепел и лава извержений 1953, 1945, 1938, 1932 годов, извержений XIX и XVIII веков, времен Крашенинникова и Атласова, и еще более ранних столетий, когда русские еще не открыли Камчатку.
- Сегодня вы в IX веке, - говорили геологи Котову. - Камни, которые вы режете, ровесники Рюрика и Киевской Руси. Через несколько дней вы попадете в V век, в те времена, когда гунны громили древний Рим Итак, Ковалев странствовал по геологическому музею. Кроме того, он двигался по шкале термометра вверх, и это было тяжелее всего.
На поверхности стояло прохладное камчатское лето с температурой 10 - 15 градусов. В центре вулкана находилась расплавленная лава, нагретая до 1100 - 1300 градусов. В среднем жара возрастала на один градус на каждые семь метров... в пять раз быстрее, чем обычно под землей.
Правда, вулкан не придерживался средних цифр. Первые дни температура вообще не поднималась, а падала. На 37-м метре машина вступила в толщу льда, и в разгаре лета Котов и Ковалев работали при десятиградусном морозе. В эти дни в кабине было очень холодно.
На пятый день комбайн пробил насквозь погребенный ледник. Вскоре температура поднялась выше нуля, растаял мохнатый иней на металлических деталях, снова началась весна. Она продолжалась около недели, пока комбайн полз от нуля до 15 градусов, и еще неделю подземные путешественники прожили при самой благоприятной температуре, в промежутке от 15 до 26 градусов, который климатологи называют "зоной комфорта". Вслед за тем началась зона знойного лета. Температура грунта неуклонно росла - сегодня 30 градусов, завтра 32, послезавтра - 35. Стены дышали жаром, как протопленная печь. Вступили в строй мощные вентиляторы. Они гнали в забой прохладный наружный воздух. Прохлада спорила с жарой, техника с подземным зноем. И чем глубже, тем сильнее становился враждебный зной.
Вскоре температура стен дошла до 100 градусов. В обеденный перерыв можно было сварить суп или вскипятить чай, прислонив котелок к стенке. А позади, в каких-нибудь десяти минутах ходьбы осталась зона комфорта и даже ледник. Некоторые рабочие ходили туда обедать, за час они успевали остыть и даже продрогнуть.
Теперь в забое нельзя было работать без асбестовых несгораемых костюмов, похожих на водолазные. Они были неуклюжи и неудобны, но, по крайней мере, строители лавопровода перестали обжигать о горячие камни локти, плечи и колени. В костюме был термос с холодной водой - можно было пить, не снимая шлема, даже обрызгать себя при желании. От этой воды в сапоги натекала лужица, к концу смены приходилось ходить по щиколотки в воде. Но при всех ухищрениях температура в костюме была не ниже 50 градусов.