Роберт Говард - Мечи пурпурного царства
я сам лично выковал его, я, Бракан-кельт, соединив бронзу с кровью людей и тигров, и, пройдя многие стадии превращений, которые невозможно ни описать, ни повторить, бронза обрела твердость и прочность дамасской стали, став клинком меча, несокрушимого и вечного, как само Время. В ладонь шириной у гарды, клинок сужался к острию, лезвие его было волнистым, а навершием рукояти служил тяжелый бронзовый шар... Словом, Крушитель Черепов был мечом из мечей и мне так же не хватает слов, чтобы рассказать о его красоте и изысканности, безукоризненном балансе и потрясающей скорости, как и для описания другой моей любви, Тарамис.
Я добрался до холмов и начал подъем, Крушитель Черепов висел на ремне за плечом. Через лабиринт откосов и оврагов пролег мой путь и наконец я достиг крутого утеса и высоко вверху увидел зев пещеры. Снизу по скале к пещере вели ступени, вырубленные в камне, вероятно, кремневым топором, зажатым в волосатой лапе чудовища.
(Я, Джеймс Эллисон, не устаю поражаться непоколебимому спокойствию Бракана, необычному даже для кельта.) Вверх, вверх по головокружительной лестнице, по кровавой цепочке следов твари-убийцы... Я не знал, что ждет меня впереди, спит чудовище или бодрствует!
На цыпочках прокрался я в пещеру, поигрывая в руке Крушителем Черепов, и увидел чудовище, до ужаса напоминающего человека и в то же время до отвращения на него непохожего. Существо спало на громадной каменной плите, подложив руку под голову. Одно мгновение я стоял, застыв от потрясения и разглядывая его. На первый взгляд Косматый выглядел большущей уродливой обезьяной, и все же он был обезьяной не больше, чем я или вы. Он был значительно выше меня, -- уверен, подымись он на своих кривых выгнутых ногах, то возвышался бы на семь футов с лишком. Голову его покрывали невероятно густые черные с проседью волосы. Странного, гротескного вида, она все же не была головой обезьяны. Лоб очень низкий и покатый, крепкий и хорошо развитый подбородок, плоский нос с вывернутыми ноздрями, широкий рот с толстыми обвислыми губами. Тесно прижатые к черепу уши подергивались во сне.
И вдруг он начал просыпаться... Но прежде, чем Косматый сумел подняться, я размахнулся и срубил своим мечом кошмарную голову с гигантских покатых плеч. Голова скатилась на каменный пол пещеры, а обезглавленное тело поднялось вертикально -- из перерубленной шеи толчками хлестала кровь. Но вот тело зашаталось и через несколько томительных секунд опрокинулось навзничь с жутким грохотом, гулким эхом отразившимся от стен.
Я не стал задерживаться в пещере, этом логове мерзости и страха. Мертвый Косматый был еще более ужасен, чем живой. И часть этого ужаса я вынужден был унести с собой. Я взял отсеченную голову и бросил в припасенную для этой цели кожаную торбу, после чего направился обратно, в Амелию. Я пришел в деревню и потребовал в награду Тарамис, принадлежащую мне по праву. И был великий свадебный пир, устроенный королем Джогахом...
