Александр Потупа - Черная неделя Ивана Петровича
Илья Феофилович немного подумал и вызвал с помощью Ксюши двух человек - наездницу Канашкину, которая все равно хотела полюбоваться ясновидцем, и старшего администратора Рубинова, который умел произвести неотразимое артистическое впечатление и обладал исключительно ярким даром неуловимости.
Члены наскоро сколоченной комиссии собрались на редкость быстро минут за двадцать, и тогда Илья Феофилович велел позвать новичка.
За истекший час ожидания Иван Петрович успел растерять изрядную долю оптимизма. Во-первых, ему было очень стыдно перед Ксюшей, которая под умственным рентгеном Крабова оказалась славной девчонкой, по уши влюбленной в цирк и в цирковой народ. Во-вторых, всякий энтузиазм представляет собой субстанцию тонкую и легко растворимую в достаточно емких промежутках времени. Иногда в виде осадка выпадает лишь скромное желание завершить начатое дело, но это желание слабо напоминает исходный порыв.
Аналогичный осадок руководил и действиями Ивана Петровича, когда он перешагнул порог директорского кабинета.
- О чем сейчас думает этот товарищ? - сразу метнул вопрос Илья Феофилович, указывая на солидно покашливающего Рубинова.
Иван Петрович смешался. Старший администратор Рубинов думал, в сущности, о приятных вещах, например, о том, что Канашкина полнеет не по дням, а по часам, что зря он так переживал, когда ее отбил Илья Феофилович, что заказ на паюсную икру будет готов к пяти, а балычок стервец Прокопьев так и не даст...
- Он думает, что товарищ Прокопьев не даст ему балыка,- нашелся Иван Петрович.- Икры даст, а балыка - нет.
- Я протестую,- взвизгнул Рубинов.- На службе я думаю о служебных делах!
И тут Иван Петрович понял, что допустил серьезный просчет. Илья Феофилович бурно загенерировал:
Ах, крокодил! Влез-таки к Прокопьеву. А тот тоже хорош гусь - не мог на прошлой неделе выписать мне пару кило семужки... Значит, икоркой балуетесь, товарищ Рубинов, ясно, ясно...
- Это неприкрытое шарлатанство, Илья Феофилович! - кричал Рубинов, теряя свой стандартный вид заслуженного деятеля.- Можете сами выяснить у Прокопьева. Я ничего такого... А гражданин тут шарлатанит - это же видно.
- Ладно, успокойтесь,- внушительно сказал Илья Феофилович.- Зачем оправдываться? Потом он обратился к Крабову:
- Вы принесли программу вашего номера?
- Какая тут программа? - удивился Крабов.- Зрители выходят, а я угадываю их мысли. Вот и все.
- Это что ж выходит? - подал голос Рубинов.- Любой зритель выходит, и вы любую его мысль перед всеми вслух? Это ж скандал выйдет...
Он запутался в выходах и умолк, так что его озарение насчет положительных производственных характеристик для каждого активного зрителя дошло только до Ивана Петровича.
- Публика на то и публика,- терпеливым тоном наставницы произнесла Канашкина. - Но мы-то должны знать секрет вашего фокуса.
- Вся беда в том, что я и сам не знаю своего секрета, - простодушно ответил ей Иван Петрович. - Наверное, и секрета никакого нет. Угадываю и точка.
- Так не бывает,- широко заулыбался Илья Феофилович.- Точки потом расставляют, на просмотре. Всякий фокус имеет свое объяснение в соответствии с достижениями современной науки и техники. Вы не верите в это?
- Верю,- признался Иван Петрович.
- А раз верите,- совсем уже проникновенно произнес Илья Феофилович,то чего ж вы нас за нос водите?
И ему самому очень понравилась такая твердая позиция в защиту современных достижений.
- Разве сможем мы, ответственные люди, доверить вам общение с многотысячным коллективом зрителей, если вы сами не понимаете природы своего номера? - добавил он отеческим тоном.- А вдруг вы что-нибудь не то угадаете, а?
В голосе Ильи Феофиловича чувствовалась такая многотонная ответственность за коллектив зрителей и престиж вверенного ему учреждения, что Крабова начали разъедать настоящие сомнения - а вправду ли отгадываются эти проклятые мысли, а не занесло ли его в какое-то мистическое течение, подрывающее основы реалистического искусства, и вообще, не спит ли он?
- Посудите сами,- многоопытным соловьем залился Илья Феофилович,посудите сами. Вы приписали товарищу Рубинову совершенно странную мысль по поводу рыбных закусок, а он категорически от этого отмахивается. Удался ли ваш номер?
Илья Феофилович обвел взглядом притихших членов компетентной комиссии и тяжело вздохнул, что должно было выражать заведомо отрицательный ответ.
- Смею уверить,- с издевательской вежливостью произнес он, - нет, не получился! Вообще-то, в природе существует некий Прокопьев, связанный с рыбной гастрономией, но дело совсем не в этом. Не исключено, что Прокопьев даже знаком с товарищем Рубиновым, но дело опять-таки не в этом. Дело в том, что наш зритель, общаясь с вами, должен получить заряд бодрости и, так сказать, оптимизма. А что получил от вас товарищ Рубинов? Что?
Илья Феофилович явно упивался чисто педагогической победой над настырным новичком. В красивых миндалевых глазах Канашкиной замелькали искры искреннего обожания.
- Товарищ Рубинов получил от вас порцию неприятных ощущений, вот что он получил! - продолжал Илья Феофилович.- И я думаю, у товарища Рубинова на весь день испорчено настроение. А разве в этом задача цирка? Разве мы можем культивировать натурализм и интеллектуальный стриптиз? Знаете, кто бывает среди наших зрителей? А вы про рыбную закуску...
Затаенный смак, с которым сделано было последнее замечание, нагнал на Ивана Петровича изрядный аппетит - пришлось даже слюну сглотнуть. "К выходным бы селедочки .достать..." - не к месту подумал он.
- Да-да-а, про рыбную закуску,- с хорошо сыгранным сожалением протянул Илья Феофилович, и Крабов понял, что моральное окружение завершилось, и противник приступает к операции на уничтожение.- А дело-то в чем? Вы вот полагали, небось, что одними талантами своими обойдетесь, что актерская подготовка не обязательна? Выскочил на арену, пожонглировал шариками, или льву голову в пасть сунул, или, на худой конец, мысль угадал, и со зрителя хватит, да? А ведь все не так, совсем не так! Будь вы причастны к искусству, вы сто раз подумали бы, прежде чем обозначить вслух мысли того же Рубинова, на репетициях попотели бы, со знающими людьми посоветовались...
Тут Илья Феофилович тяжело, пожалуй, даже осуждающе вздохнул, и лицо его обрело торжественно- ш скульптурное выражение.
- Искусство, знаете ли, в том и состоит, чтоб просветлять человеческую мысль, извлекать из человека все лучшее и подавать это в изящной, артистической, так сказать, упаковке. Именно такое искусство любят, и, сами понимаете, за что ж его не любить? Такое искусство и отличает профессионала от дилетанта, от человечка с кое-какими способностями, однако без дара просветления. Вот и у вас по части указанного дара неважно дела обстоят, совсем неважно...