Роберт Хейсти - «Если», 2002 № 10
Когда фильм закончился, девушка в переднем ряду подняла руку. Сержант кивнул, и девушка встала. Мне она показалась довольно миловидной, вот только шея и плечи были у нее слишком уж мускулистыми. Впрочем, потаскайте-ка пару месяцев десантный ранец со снаряжением, и я посмотрю, какой у вас разовьется загривок.
— Сэр… — начала она (до самого выпуска мы вынуждены величать сержантов «сэрами»), — не кажутся ли вам некоторые из этих способов… глупыми?
— Например?
— Ну, взять хотя бы тот, последний, когда врага убивают ударом саперной лопатки по почкам. Я хочу сказать — разве может случиться, что у кого-то из нас действительно будет только лопатка и ни ножа, ни пистолета? И почему нужно бить именно по почкам, почему не врезать противнику лопатой по голове?
— Ваш противник может быть в каске или шлеме, — возразил сержант.
Довольно резонное возражение, но девушка не сдавалась.
— А вдруг у тауранцев вообще нет почек?
Сержант пожал плечами.
— Может быть и так, — сказал он. (Тогда никто из нас еще не видел тауранца — не видал даже достаточно большого кусочка тауранца. Ученым приходилось иметь дело с фрагментами не крупнее пары обугленных хромосом.) — Но их биохимия сходна с нашей. У тауранцев должны быть уязвимые места, и вам предстоит выяснить, какие именно. Поэтому вас и учат… — он ткнул пальцем в экран, — всему этому. Ради вас были принесены в жертву восемь приговоренных преступников. Вы должны научиться убивать тауранцев вне зависимости от того, что у вас в руках — мегаваттный лазер или просто пилочка для ногтей.
Девушка села, не слишком, впрочем, убежденная.
— Еще вопросы? — Сержант обвел взглядом класс, но никто больше не поднял руку.
— О’кей. Класс, смирно!
Мы не спеша, вразнобой поднялись, и сержант вопросительно поглядел на нас.
— Чтоб вам сдохнуть, сэр, — раздался нестройный хор.
— Громче!
— ЧТОБ ВАМ СДОХНУТЬ, СЭР!
По мнению армейских психологов, ничто так не поддерживает боевой дух войск, как возможность несколько раз в день послать непосредственного начальника в ад.
— Так-то лучше. Не забудьте, утром — маневры. Завтрак в три-тридцать, первое построение ровно в четыре. Каждый, кого я застану в постели после трех-сорока, получит штрафное очко. Напоминаю: три штрафных балла означают наряд по чистке уборных. А теперь — все свободны.
Выйдя на улицу, я поплотнее застегнул комбинезон и запрыгал через сугробы в столовую, чтобы выпить чашку соевого кофе и выкурить сигаретку с марихуаной. В казарму я не спешил — пяти-шести часов сна мне вполне хватало. Если я когда и торопился лечь, то только потому, что время от отбоя до подъема было единственным, когда я мог стать собой прежним, ненадолго освободившись от армии.
В столовой я просмотрел факс с новостями. Еще один наш корабль получил свое в альдебаранском секторе. С учетом парадокса времени это произошло года четыре назад. Земля готовила карательную экспедицию, но я знал: ей понадобится еще четыре года, чтобы добраться туда. К этому времени тауранцы успеют захватить или блокировать все портальные планеты.
Когда я вернулся в казарму, все наши уже лежали на койках и свет под потолком был погашен. После двухнедельной подготовки на Луне вся рота едва волочила ноги и дорожила каждой минутой отдыха. Забросив одежду в шкафчик, я сверился со списком и обнаружил, что на сегодня мне досталась койка за номером 31. Проклятие! Койка номер тридцать один находилась прямо под обогревателем.
За занавеску я скользнул как можно тише, стараясь не побеспокоить соседа по койке. В темноте я не видел, кто это, но мне было все равно. Откинув одеяло, я забрался в постель.
— Что-то ты поздно, Манделла!.. — раздался сонный шепот, и я узнал Роджерс.
— Извини, что разбудил, — также шепотом ответил я.
— Ничего страшного. — Роджерс прижалась ко мне сзади и крепко обняла обеими руками. Ее тело было теплым и относительно мягким, и я похлопал ее по бедру, надеясь, что этот жест будет выглядеть достаточно платоническим.
— Спокойной ночи, Роджерс.
— Спокойной ночи, жеребец! — Она тоже погладила меня по ляжке, но ее жест был исполнен желания.
Ну почему каждый раз, когда ты готов и бодр, тебе обязательно попадаются усталые засони. И наоборот — когда ты устал, как пес, тебе выпадает какая-нибудь назойливая эротоманка?
Но делать было нечего, и я покорился неизбежному.
2.— О’кей, давайте поднажмем! Понтонная группа, вперед! Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь!
Теплый атмосферный фронт пришел ночью, и снег превратился в скользкую грязь. Пермапластовый прогон наплавного понтонного моста весил пятьсот фунтов и был крайне громоздким и неуклюжим. Справиться с ним было нелегко, особенно после того как он покрылся со всех сторон тонкой коркой льда. Мы несли его вчетвером — по двое на каждом конце, — судорожно вцепившись замерзшими пальцами в пластиковые рукоятки. Моим партнером в этом нелегком деле оказалась все та же Роджерс.
— Стой! — заорал парень позади меня. Это означало, что неуклюжий прогон вот-вот вырвется из его пальцев. Несмотря на относительно небольшой вес, прогон все же мог сломать ногу. Мы дружно выпустили ручки и отскочили. Прогон тяжело плюхнулся в грязь, забрызгав нас с головы до ног.
— Дьявол тебя дери, Петров! — выругалась Роджерс. — Почему ты не пошел в Звездный Флот или лучше в Красный Крест?! Эта хреновина не такая уж тяжелая!..
— Эй, понтонеры, поживее! Клеевая группа — помогите им!
К нам тотчас подбежали парень и девушка из нашей клеевой группы; каждый держал в руке по ведерку с быстротвердеющей эпоксидной смолой.
— Эй, Манделла, поворачивайся!.. Я уже замерз, — сказал парень.
— Я тоже, — поддакнула девушка.
— Раз, два, взяли! — Вшестером мы снова подняли прогон и нетвердой рысцой двинулись к мосту, который был готов всего на три четверти. Похоже, размышлял я, на этот раз второму взводу удастся нас опередить. Начхать, конечно, но взводу, закончившему свой мост первым, было обещано, что на базу они смогут вернуться «вертушкой». Всех остальных ожидали четыре мили раскисшей грязной дороги и никакого отдыха перед обедом.
Мы с грохотом установили прогон на место и защелкнули зажимы, крепившие его к плавающим бонам. Еще до того, как мы успели зафиксировать его как следует, девушка из клеевой группы принялась мазать прогон эпоксидной смолой. У входа на мост приплясывала в ожидании настильная группа. Каждый из вошедших в нее счастливцев держал над головой лист прессованного пермапласта, и поэтому все они оставались сухими и чистыми. Это было настолько несправедливо, что я, проходя мимо, не удержался, поинтересовавшись, что же они такого сделали, чтобы заслужить подобное. Роджерс поддержала меня, высказав пару предположений, которые были столь же непристойными, сколь и невероятными.
