Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08
Печка не обращала внимания на капитана и продолжала стенать. Капитан поправил фуражку, закатал рукава и сказал:
— По-моему, кого-то пора отшлепать.
Печка тут же возмутилась:
— Как это отшлепать? Не имеете права! Нарушение моих конституционных прав! Я жалобу настрочу куда надо!
Капитана передернуло:
— Ах, жалобу, — угрожающе произнес он. — Жалобу, значит… пригрели, называется, змеюку на пузе. Мы все для нее, а она… жалобу, ишь ты! Сейчас я тебе покажу, четырехконфорочная гадюка, из чего кулаки настоящего мужчины сделаны! — Капитан стал неумолимо надвигаться на печку. Ярцева смело загородила печь собой и беджиком. Капитан остановился, тяжело дыша и сверля навигатора взглядом. Ярцева не боялась гнева капитана и продолжала твердо стоять.
— Так, оглоеды, — сказала Людочка, вклиниваясь между ними. — Перестаньте немедленно!
Капитан произнес сурово:
— Людочка, я вас бесконечно уважаю, но вы же видите, что творится! Должны, черт подери, видеть!
Людочка кивнула:
— Я вижу. Вы нервничаете. Ярцева нервничает. Все нервничают, потому что наш полет затянулся. Верно, Маркин?
Я пожал плечами:
— Мое дело — печь пирожки и жарить яичницу, а не нервничать.
Людочка сказала:
— Вот видите, Маркин не нервничает. Значит, он и поговорит с печкой и успокоит ее. В конце концов, печка — лучший друг нашего дорогого повара. Верно, Сережка? — Не дожидаясь моего ответа, она потянула в коридор капитана и Ярцеву. У двери в коридор их встретила Маринка с револьвером в руке. Я хлопнул себя по поясу: кобура опустела. Стащила, негодница! Когда успела?
Марина прицелилась в Людочку и с криком: «Смерть хомо сапиенсам!» попыталась нажать на курок, но не успела — капитан выхватил у нее револьвер и, укоризненно покачав головой, взял в щепотку ухо девочки.
— Ой-ой, больно, — запищала Марина. — Простите, дяденька, я больше не буду!
Капитан строго произнес:
— Марш в угол!
Печка грустно спросила:
— Ну что, будешь успокаивать меня?
Я заметил:
— Сначала неплохо бы узнать, что с тобой приключилось.
Печка сказала:
— Сама не знаю. Нашло… Истерика бабская, как верно подметил наш мудрый капитан. Теперь вот стыдно.
Я поставил на конфорку сковороду и сказал:
— Не ври, пожалуйста. Я не самый проницательный человек на свете, но я знаю жизнь. Вернее, притворяюсь, что знаю, и поэтому притворяюсь, что могу распознать твое вранье. В общем, я тебя раскусил.
Печка сказала:
— Мучает меня, Маркин, что-то вроде когнитивного диссонанса. Понимаешь, когда я узнала, что мы с тобой полетим вместе, я ждала другого.
— Другого? — удивленно переспросил я. — Чего другого?
Печка раздраженно хлопнула дверцей:
— Помолчи. Так вот. Ждала я другого тебя. А получила — друга. Понимаешь? Конечно, понимаешь. Никто не понимает меня лучше тебя, гражданин Маркин.
Я разбил яйца и выпустил желток и белок в свободное путешествие по сковороде. Действие было привычным до одури. Как будто я этим всю жизнь занимался. Но, наверное, когда-то я занимался чем-то еще, раз печка ждала другого меня.
Печка спросила:
— Ты помнишь, что случилось на планете, с которой поступил сигнал бедствия?
Я сказал:
— Конечно, помню. Я отвез колонистам еду. Они ее стрескали и получили необходимые для организма витамины и минералы.
Печка вздохнула:
— Маркин, в том-то и дело. Потому-то мне душу и рвет. Друг ты мне, а помочь я тебе не могу. Ты сам себе можешь помочь. Но после этого мы друг друга не увидим.
Я кинул в сковороду щепотку соли и спросил:
— Ты о чем?
Печка сказала:
— Скоро узнаешь, Маркин.
Она добавила в конфорку огня и сказала:
— Я все это время наблюдала за тобой. Дикое зрелище эта последняя планета. Ну, куда ты еду возил. Хуже Парадиза. Парадиз — глупый парк развлечений. Здесь же… слов не хватает. А причина — Да-гон. Он — цель нашего полета. Маркин, скажи, мои слова находят в твоем сердце отклик?
Яичница получилась отменной. Желтки не повреждены, сверху — тонкий слой яичных сопелек. Идеальная яичница для моей возлюбленной Людочки.
Я сказал:
— Капитан тоже Дагон упоминал. Дагон — это планета такая, верно?
Печка прошептала:
— Эх, граждане, что же это творится… — Она больно ударила меня дверцей духовки по ноге и сказала: — Маркин, ну подумай хорошенько. Что случилось на Парадизе? Что случилось на безымянной планете? Вспомни, пожалуйста.
Я потер ушиб и попытался думать о Парадизе, но вместо этого стад почему-то думать о Людочке. О моей Людочке на кухне. О смеющейся моей Людочке. О моей Людочке, которая говорит: «Боже, я ведь спала с тобой…», а я отвечаю: «Да, мы трахались…». Я помотал головой. Откуда взялось последнее воспоминание?
Включился сигнал тревоги. Тревожно замигала красная лампочка у потолка. Я вздрогнул.
Печка сказала:
— Иди, Маркин. Тревога.
Я сказал:
— Но…
Печка перебила:
— Гражданин, не задерживайтесь. Действуйте строго по уставу. А я пока уйду в себя. — Она сказала: — Надо кое-что обдумать.
* * *Весь экипаж, не считая печки, собрался на мостике. Капитан лежал рядом с капитанским креслом. Он был тяжело ранен в живот. Маринка сидела на полу в углу, прижав к груди сумочку. Ее глаза тускло светились. Побледневшая Ярцева стояла с револьвером в дрожащих руках и целилась в Людочку. Людочка смотрела на капитана.
В моих мыслях Ярцева часто целилась в кого-то. Но в глубине души я не верил, что такое произойдет. Я и сейчас не верил своим глазам. Может, это сон?
Ярцева сказала:
— Всем можно с ума сходить, а мне — нет? Я давно мечтала об этом, шалашовка. Коза крашеная! Ты увела его! Ты!
Людочка спросила шепотом:
— Кого?
— Его! — заявила Ярцева.
«Кого она имеет в виду?» — подумал я, озираясь.
Кого моя невинная Людочка могла так подло увести?
Людочка смотрела на капитана.
Она сказала:
— Ярцева, капитан умирает. Надо помочь ему. Пожалуйста, убери оружие.
Ярцева закричала:
— О чем ты говоришь?! О чем, черт возьми, ты говоришь? Я убила капитана! Пути назад нет!
Людочка посмотрела на нее и сказала:
— Если он не выживет, путь назад есть. Всегда можно вернуться на правильную дорогу. Мы это обсудим потом. Пожалуйста, позволь мне спасти капитана. — Она попросила: — Прошу тебя, опусти оружие.
Ярцева прошептала:
— Ты конченая дура… не пойму, зачем тебя взяли на корабль.
Я понял, что сейчас она выстрелит. До этого я на цыпочках подбирался к Ярцевой со спины, надеясь обезоружить ее, но времени не оставалось. Надо было во что бы то ни стало спасти любимую. И капитана. И корабль. И саму Ярцеву. Пусть даже ценой своей жизни.
