Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду
-- Хорошо, -- он снова перевел взгляд за окно, в жизнь.
-- Как будто и не умирал.
Кривцова Ро совсем не помнил. Это был не слишком высокий -- не выше стандартного японского адама -- коренастый мужчина с копной давно нестриженых волос. Лет ему было около сорока, или, может, чуть больше -- волосы обильно тронуты сединой, а от углов по-младенчески голубых глаз разбегаются мелкие морщинки. Глубоко посаженные глаза смотрели внимательно, изучающе.
-- Вениамин, -- протянул он руку.
-- Родион.
-- Надеюсь, мы с вами сработаемся! Ну а результатом нашего сотрудничества будет достижение нашей общей цели -- официального разрешения бессмертия.
Ро кивнул. Почему-то хотелось отвести глаза. А еще почему-то казалось, что Кривцов испытывает то же самое.
-- Я хотел бы, Родион, -- продолжал Кривцов. -- Чтобы вы попытались освоиться в мире, в котором вы... Я имею в виду мир, куда вы собираетесь вернуться.
-- Я могу выходить из дома? -- удивился Ро.
-- Нет, конечно, -- жестко отрезал Кривцов.
-- Тогда как же я буду... осваиваться?
Кривцов указал на небольшой терминал в углу комнаты.
-- Все, что вам понадобится, есть здесь. Сеть для общения, сканер, здесь, -- он взглядом показал на большую спортивную сумку, явно набитую до отказа, -- картон и краски, чтобы вы могли писать. Если вам что-то понадобится дополнительно, скажите мне, и я постараюсь это предоставить. Сейчас наша с вами задача -- доказать, что вы способны обжиться в обществе. Мы не имеем права на ошибку, Родион.
Ро кивнул. Чувствовал он себя странно. В голове гудело, было тяжело и жарко, как будто слова Кривцова, попадая в память, начинали тлеть.
-- Напомню, -- продолжил Кривцов, -- хотя думаю, что это совершенно излишне, что вам не стоит связываться с кем-либо из прежних знакомых под своим именем. Это слишком рискованно, вам могут поверить...
Ро снова кивнул. Он почти не слышал, что говорит Кривцов. Он хотел что-то спросить, но не помнил ни одного вопроса. Он хотел, пожалуй, остаться один, но понимал, что должен вытащить из Кривцова как можно больше информации.
-- И еще, -- мягко и медленно сказал Кривцов. -- Я должен буду иногда доставать ваш кристалл из тела.
Ро вскинулся.
-- Зачем?
-- Это связано с моей научной работой, -- Кривцов внимательно посмотрел на него. -- Закон о запрете экстракции личности был принят, как вы, наверное, знаете, из-за работы Левченко. Это теоретическое доказательство невозможности существования в вашем, Родион, положении. Я, я, кажется, нашел лазейку в этой теории, но по всей форме обосновать свои выводы не успел. Сейчас мне -- нам с вами, Родион! -- нужно этим заняться.
Ро поежился. Память опять загудела, скармливая нейрокристаллу недавние воспоминания.
-- Кстати, -- вдруг вспомнил он, трогая голову рукой -- не перегрелась ли? -- Почему я -- помню? Я же перезагружался... там... и всегда просыпался, ничего не помня после... Ну, после того, как умер. А теперь -- помню.
-- Потому что ваша внешняя память не отформатировалась, как это бывает при простой перезагрузке. То, что делаете вы у себя -- очень грубая операция, цель которой -- полностью обновить тело. Ваше тело, увы, экспериментальное, это сделано для простоты -- чтобы можно было поместить в него другой нейрокристалл без долгой подготовки. Однако это не значит, что подобные механизмы нельзя обойти.
-- И вы обещаете мне, что моя память будет при мне, когда я буду просыпаться?
-- Да, полагаю, я могу это обещать.
-- Хорошо, -- сказал Ро, прикрывая глаза рукой. -- Я согласен.
-- Вот и отлично! -- по голосу Кривцова было ясно, что он доволен. -- А теперь отдыхайте.
Он вышел из комнаты. Ро вернулся к окну и подставил лицо под влажный ветер. Легче от этого не стало -- голову снова заполнил шум -- шорох ветвей, автомобильные гудки, сочные шлепки капель по подоконнику. Ро резким движением закрыл окно, задернул шторы и лег на диван.
Гудение в голове потихоньку стихало. Он снова, фразу за фразой, прокрутил в голове разговор с Кривцовым. Вроде ничего особенного от него не потребуется. Конечно, неприятно и даже как-то унизительно подставлять башку, чтобы из нее вытряхнули его личность, а потом препарировали ее. С другой стороны, уже семь лет его личность оставалась при нем, никем не потревоженная, и -- сколько раз он сам пытался от нее избавиться?
Он полежал, думая о том, как было бы хорошо заснуть. Почему разработчики не предусмотрели такой возможности?
Или это уже тревожный сигнал? Ведь электронному телу и мозгу из углеродных нанотрубок не нужно отдыхать, значит, отдых нужен -- личности? Но что тогда значит -- отдых? Небытие? И чем в таком случае он отличается от смерти?
Ро полежал еще с минуту, потом поднялся. Надо жить, по крайней мере, пока можно.
Терминал сам включился, стоило ему приблизиться.
Ро протянул руку к экрану и легко тронул иконку Сети. Тут же загудела память, подсказывая -- прошло уже семь лет тех пор, как он в последний раз сидел перед монитором. Ро тряхнул головой, стараясь избавиться от надоевшего гудения.
Впервые за эти семь лет он почти забыл о собственной смерти.
Почта. Спама за семь лет скопилось много. Писем от друзей -- гораздо меньше. Его отец был влиятельной персоной, о смерти его непутевого сына, кажется, писали.
Ро открыл поисковый сервер и набрал собственное имя.
Ссылки на отца, несколько паршивых репродукций, некролог... Статья. Известный бизнесмен выступает против законопроекта Левченко. Личные мотивы. Сумма, в которую обошлась отцу прошивка. Неблагодарный сын. Отец надеется отыскать...
Известие о смерти матери.
А, вот еще. "Возможно, Левченко и поддержавшие его были правы, но давайте подсчитаем потери, понесенные обществом от принятого закона. Официальная статистика утверждает, что необходимо прекратить экстракцию более десяти тысяч нейрокристаллов, из которых около сотни -- люди, которых можно назвать гордостью нации. Давайте называть вещи своими именами -- нам нужно просто убить этих людей, поскольку воскресать им теперь строжайше запрещено. И это, заметим, после того, как в результате действий оппозиции погибло несколько десятков человек, включая лидера оппозиционеров Андрея Разумовского и самого Левченко. Стал бы он так настаивать на введении нового законопроекта, если бы знал, что погибнет одним из первых?"
Ро пролистал статью. Его мало интересовали события шестилетней давности. Однако в конце он нашел списки тех, кого авторы именовали "гордостью нации". Под номером восемьдесят пятым он увидел собственное имя.
Длинный список великих имен, пострадавших от запрета, несомненно, выглядел внушительно. Ро задумался, знали ли авторы хоть что-нибудь про него до того, как взялись доказывать бесчеловечность властей и ученых? И кто же те бедолаги, что значатся в этом списке с восемьдесят шестой строки по сто тринадцатую?
