Уэн Спенсер - Глазами Чужака
— Ребенок! Парень! Ты знаешь, сколько ему лет.
— Да посмотри ты на него! Посмотри! — заорал Ренни, выбрасывая в сторону Укии негнущийся от гнева палец. — Он ребенок, может быть, подросток, но еще не взрослый. Все еще неуклюжий, и кожа слишком гладкая. Он достигнет нормального веса и роста через много лет, а пока он ребенок. Волчонок Стаи! Я знаю, чего Прайм опасался в этом ребенке, мне об этом кошмары снятся с тех пор. как я в Стае. Но это не он.
Укия внутренне съежился от картины, которую нарисовал Ренни, «Да о чем они говорят?»
Как только Укия начинал их понимать, разговор снова уходил куда-то в сторону.
— Я не позволю ему жить, — четко сказал Койот. — Живым он отсюда не выйдет.
— Койот! — Хеллена тоже была непреклонна. — Тронь его без нашего согласия, и тебе конец. Мы чуем его страх и не дадим его в обиду.
— Ты моя Тварь!
Разговор снова ушел в неожиданную сторону.
— И знаешь, — прорычала она, — иногда я готова горло тебе за это разорвать.
— Значит, вы готовы рискнуть всем из-за трусливого щенка?
— Во-первых, он из Стаи. — Это уже Ренни. — Мы проверим его, как всякого нового члена. Пройдет испытание — останется жить, не пройдет — умрет. Стая делала так всегда.
Предложение встретили одобрительным ревом. Койот зарычал, потом кивнул:
— Так тому и быть. Хеллена, ты в этом лучше всех. Давай.
Она отдала свой дробовик Ренни и подошла к Укии, беспомощно распростертому на полу. Он смотрел на нее, стараясь не выказывать страха. Хеллена схватила его за плечи и помогла снова встать на колени; он думал, она снимет наручники, но руки его остались скованными. Убедившись, что он сидит устойчиво, она взяла его за подбородок правой рукой, подняла его голову и заглянула прямо в глаза.
— Сделай глубокий вдох, — скомандовала она, смахивая челку с его глаз левой рукой. Ее темные глаза смотрели прямо в его, волосы струились по плечам. — Еще раз.
Они вместе вдохнули и выдохнули. Укия почувствовал, как его лоб что-то щекочет, словно там сидит паук; он подумал, что это левая рука Хеллены, но ею она поддерживала его голову снизу.
— А теперь будет больно.
Сказать «больно» — значит не сказать ничего. Щекотка превратилась в острейшую боль и врезалась в череп, словно раскаленный нож. Укия закричал и дернулся, но руки Хеллены держали крепко, а глаза не отпускали его глаз. Он даже не мог их закрыть, не мог смотреть в сторону. Боль достигла дна, повернулась, и...
... была поздняя осень, и звезды были яркими и чистыми, когда они охотились на лося. Он легко успевал за альфа-самцом. Ни клыков, ни когтей у него не было, но гнал он его не хуже, чем...
... от голода кружилась голова, но гризли все еще сидел у подножия дерева. Зверь перевернул огромный камень и искал под ним муравьев...
... мама Джо открыла рот, ее дыхание вырывалось в холодный воздух облачками пара: «Боже, это мальчик! Совсем раздетый. Господи...»
... «Укия! — Мама Лара не знала, ругаться ей или смеяться. — Где твоя одежда? Вернись в дом, на улице снег! На улицу нельзя голым. Нет, это надо делать в горшок...»
Его помять была как телевизор с миллиардом каналов. Щелк! Щелк! Воспоминание мелькало за воспоминанием. Не было больше темных глаз, даже склада не было. Единственной реальностью стали его воспоминания, и он снова проживал их. Чувствовал боль от пули Сумасшедшего Джо Гэри, ярился, когда росомаха украла его еду... Жизнь с безумной скоростью перемещалась вперед-назад. Укия чувствовал дальнее присутствие Стаи, они каким-то образом проживали его воспоминания вместе с ним. Он смутно понимал, что Хеллена что-то ищет, пока не нашла этого и отбрасывает ненужные воспоминания одно за другим, вызывая новые.
... в окне спальни появилось лицо Келли, она плакала, держала в руках неподвижное пушистое тельце.
— Мисс Легконожка заболела!..
Вспомнив это, Укия непроизвольно дернул головой. Он ждал, что сейчас переключится на что-то другое, но Хеллена, видимо, нашла то, что искала.
... он протер глаза и снова взглянул на любимого кролика сестры. Тот, видимо, пытался на большой скорости обогнуть каменную стену и не смог избежать столкновения. Часть черепа была словно спилена грубой пилой, язык безвольно свисал из-за острых зубов, глаза тусклые.
— Прости, Келли. Мисс Легконожка умерла.
— Умерла? — Девочка никак не могла понять. — Она на батарейках? Ты их заменишь?
— Нет, Тыковка, у кроликов нет батареек. — И в такой день его оставили с ребенком! Как его мамы могли? Ах да, они поехали в больницу... Но эту мысль он сразу подавил. — Мисс Легконожка — какмисс Маркер, учительница воскресной школы. Помнишь, она умерла, и мы похоронили ее у церкви?
Келли заплакала.
— Я не хочу хоронить Легконожку! Я больше ее не увижу!
Укия вспомнил, что может больше не увидеть маму Лару, и зажмурился. Нет, нет, все будет хорошо. Но что делать с кроликом ?
— Тыковка. — Сейчас он повторит то, что сл шал в церкви. — Келли, если мы не похороним Легконожку, как она сможет отправиться к Богу? Ты хочешь ей счастья, но нет счастья большего, чем жить с Богом!
Его сестра замолкла на середине всхлипа.
— Если мы ее не похороним, она не полетит на небо ?
Укия сморщился. Господи, сколько ошибок тут можно наделать!
— Ты огорчишься, если один человек скажет, что ты можешь пойти в чудесное место, а другой тебе не позволит ?
Келли всерьез задумалась. Наконец она сказала:
— Надо похоронить мисс Легконожку. Мы сделаем похороны, да? Будем петь и молиться, а п том есть пироги с пуншем?
Сначала он не понял, потом вспомнил: учительницу из воскресной школы хоронили именно так.
— Конечно, Тыковка.
Совком и садовой лопатой они вырыли могилу в розовом саду мамы Лары, потом высыпали остаток овсянки в пакет и взяли круглую коробку для гроба. Келли решила положить с Легконожкой несколько лучших роз мамы Лары, и Укия не возражал; он знал, что мамы были бы вовсе не против. Юноша и девочка встали на колени во свежевскопанной земле, и Келли сложила руки, подражая преподобному Брауну:
— Теперь помолимся.
Укия тоже сложил руки. Сначала он собирался просто тихо посидеть, но вдруг понял, что горячо молится: «Господи, пусть с мамой Ларой все будет хорошо. Пусть ей вырежут опухоль, от которой ей так плохо, и она вернется домой. Пусть она нас не покинет! Не надо, чтобы мама Джо плакала, и Келли будет очень плохо. Прошу тебя, Господи, пусть она не умрет!»
... Укия стоял на коленях на холодном бетонном полу громадного склада, по щекам его бежали слезы. Хеллена все еще крепко держала его, но в глаза больше не смотрела. Смотрела она на Ренни, между ними шел какой-то безмолвный разговор. Наконец ирландец оглядел собравшихся, словно собирая голоса.
