Елена Федина - Призрак Малого Льва
Репортеры потолкались на месте происшествия в дубовой роще, в больнице у Флоренсии, у Конса дома, во дворце у Леция, пытались выяснить у Гектора, что он обо всем этом думает, показали возмущенную толпу людей возле полпредства. Люди требовали срочно усмирить злобствующих аппиров или срочно увезти отсюда всех желающих. Личная трагедия семьи Индендра разрасталась во всепланетный скандал.
— Спасибо, малыш. Я сыт.
Ольгерд отодвинул тарелку и встал из-за стола. От негодования во всем его теле нарастал легкий гул, как в перегретом моторе. Прыгуны сказали бы, что он входит в режим «синего луча», он этого не видел, он просто по-человечески нервничал и думал, что чувствует сейчас Риция. И хотел быть с ней. И торопливо накинул куртку.
Обычно теплый и уютный дом Конса, в который всегда тянуло, показался серым и унылым. В нем поселилась боль. И с этим никак не хотелось смириться.
Его впустила тетя Флора, строгая, спокойная, в черном платье с глухим воротом. Он осторожно обнял ее, потом спросил, где Риция.
— В своей комнате, — сказала Флоренсия, — но, мне кажется, тебе лучше к ней не ходить.
— Почему?
— Она не в себе, Ол. Столько всего свалилось на бедную девочку!
— Я поэтому и прилетел.
— Она никого не хочет видеть. И собирается уйти из дома.
— Даже так?
— Я ее понимаю, Ол. Она не может здесь больше оставаться после того, что сделал ее отец.
— Леций? А что он сделал?
Флоренсия смотрела сухими воспаленными глазами, провалившимися вглубь узкого лица.
— Он признался. Это он убил нашу Аделу.
Ольгерд долго не мог осознать, что же он услышал.
— Не верю, — заявил он, так и не осознав, — этого быть не может.
— Вся Директория во дворце, Ол. Решают, что с ним делать.
— Подожди, Фло… тут что-то не так!
— Леций многолик. От аппиров вообще можно ожидать чего угодно. Мы с тобой люди. Нам этого не понять.
Ее спокойствие, даже смирение поражало.
— Не думал, Фло, что и тебе откажет здравомыслие. Леций! Который только и делает, что сглаживает острые углы и старается всех примирить!
— Это только имидж. Раньше он менял парики. Теперь лица.
— Не поверю никогда. Тут какая-то ошибка.
— Ол, он сам признался.
— Значит, есть причина!
— Не знаю, — вздохнула Флоренсия, — я устала думать. Иди к ней, раз пришел.
Риция тоже была в черном. Платье облегало тонкую фигуру с высокой грудью плотно, как змеиная кожа. Она стояла у большого, во всю стену, окна и смотрела, как возятся на карнизе голуби. На кровати лежал открытый чемодан и свалка из одежды рядом с ним. Невозможно было представить, что у нее на душе, если его самого знобило от возмущения и жалости.
— Что тебе? — спросила она отчужденно.
Он остановился, чувствуя между ней и собой стену. Вполне реальную энергетическую стену, которую она перед ним поставила. Конечно, они не слишком нежно расстались на космодроме, но такого он не ожидал.
— Риция, не надо, — сказал он, — я же тебе не враг.
— Ты пришел меня утешить? — усмехнулась она.
— А ты хочешь справиться с этим одна?
— Как это благородно!
Он никогда ее такой не видел. И не хотел бы видеть. Он ожидал слез, отчаяния, даже истерики, но не того, что на него будет смотреть чужое и надменное лицо. И этой стены между ними. После того, что произошло два часа назад на Кампии, под звездным куполом, это было особенно досадно.
— Я люблю тебя, Риция. Ты же это знаешь.
— Да? — она сверкнула яркими глазами, в которых блеснули слезы, и сказала презрительно, — а как ты смеешь меня любить? Кто ты такой, Ольгерд Оорл?
— Риция…
— Я Верховная Правительница, а ты кто?
— Рики, тебе плохо, девочка?
— Мне? — она снова усмехнулась сквозь слезы, — мне прекрасно! Мне лучше всех! Ты что, не понял? Скоро все Прыгуны передерутся между собой. Ни у кого из них не будет потомства. Я одна, слышишь, я одна буду управлять аппирами! И мне это по силам. Вот, кто я такая, Оорл. Как же ты смеешь меня любить?!
— Послушай, девочка, ты явно не в себе.
— Это ты не в себе! Зачем ты пришел? Не приближайся ко мне!
Ольгерд не видел, кто она сейчас: «синий луч», «зеленая звезда» или «белое солнце», хотя ее трясло от возмущения, и глаза метали молнии. Он просто сминал ее поле своим, вслепую, на ощупь, но уверенно. Это было трудно. Он чуть было не подумал к своему стыду, что девчонка сильнее его, шаг за шагом пробиваясь сквозь упругую среду и покрываясь испариной от напряжения, но дикое желание во что бы то ни стало схватить ее, встряхнуть и привести в чувство толкало его вперед. В конце концов, она дрогнула.
Ольгерд смял ее поле в гармошку. Подошел и взял за узкие горячие плечи, обтянутые черной мерцающей тканью.
— Видишь, я приблизился.
— Зачем?
— Забрать тебя. Собирай свой чемодан, и летим ко мне.
— Ол!
— Хватит! Намучились.
— Не надо меня жалеть!
— Я люблю тебя, неужели не понятно?
Риция смотрела холодно, совершенно неузнаваемым лицом, хоть и дико красивым. Глаза сверкали.
— А я никого не люблю! Понятно?! Ни тебя, ни его! Я всех ненавижу!
— Если ты о Леции, то я в это не верю. Твой отец никого не убивал. Это чушь. Это бред собачий!
— Конечно, — усмехнулась Риция, — он не мог никого убить.
— Так что же ты…
— А ты не догадываешься, почему он так сказал? Подумай! Неужели так трудно догадаться? Как ты думаешь, кого он выгораживает?
У Ольгерда как-то сами собой разжались руки.
— Он выгораживает меня, — с негодованием повторила Риция, — а кто его просил, ты мне скажи? Кто?! Зачем он это делает?! Как он посмел?!
— Но ведь это не ты, — сказал Ольгерд, качая головой, — что за бред ты тут несешь про единоличную власть? В чем ты меня хочешь убедить?
— В том, что это я убила Аделу, — вся дрожа, сказала Риция.
— Не выдумывай.
— У меня же был мотив! И возможность! Ты что, не видишь, какая я алчная, хитрая, кровожадная и мерзкая дрянь?!
