Ларри Нивен - Парк грез
— Пожалуйста! — раздался голос Мейбанга. — Оставайтесь на тропе. Молодые клубни очень нежны.
Акация попыталась определить, где кончается настоящее поле и начинается созданная Парком иллюзия.
Часть земли была покрыта водой, и мужчины, стоя по колено в грязи, сажали растения и устанавливали межевые столбы, чтобы обозначить границы индивидуальных наделов.
Акация узнала сладкий картофель, ямс и сахарный тростник. Вдали росли бананы и хлебные деревья, а воздух был насыщен запахом влажной плодородной земли и зеленых растений. Как и Тони, она была городским ребенком, но у ее двоюродного деда было ранчо в Мексике, и Акация вместе с двумя братьями проводила там чудесные летние месяцы, помогая ухаживать за коровами и свиньями. Она кое-что знала о сельской жизни и о работе на свежем воздухе, помнила запах пота, исходящий от нагретого полуденным солнцем тела.
Обитатели деревни были низкорослыми, с кожей более темной, чем у Касана, и следами тяжелой примитивной жизни. Взрослые, казалось, сделаны из кожи и жил, их лица были татуированными, но не изможденными от бесконечной работы на полях, а тела покрыты полученными на охоте шрамами. Их одежда, юбки и сделанные из шкур набедренные повязки заставили ее особенно остро почувствовать жару, и она подумала, что хорошо бы нарядиться подобным образом на оставшуюся часть путешествия. Тони был бы в восторге.
Работающие в поле люди, наконец, обратили внимание на игроков. Они прекратили работу и стали разглядывать путешественников. Из-за тростниковых хижин, располагавшихся на другом оконце поля, появились воины с бамбуковыми дротиками. Игроки собрались вокруг Честера, который с любопытством посмотрел на Мейбанга.
— Ты уверен, что ваш вождь знает о нашем прибытии и что он хочет нашего присутствия?
— Абсолютно, — торжественно ответил Мейбанг. На лице Честера мелькнула тень подозрения.
— Дарби каннибалы, не так ли?
Мейбанг принял оскорбленный вид.
— Конечно, но только в особых случаях. Вы не враги, вы пришли нам помочь. Это было бы в высшей степени невежливо, — он умолк, раздумывая. — Но чтобы быть в полной безопасности, вы должны быть осторожны, если кто-нибудь пригласит вас на обед.
Он придвинулся ближе и зашептал:
— Несколько клубней ямса и ломтиков банана вполне подойдут для вашей красивой подруги.
— Только поостерегитесь говорить ей это, — рассеянно ответил Честер и повернулся к приближающейся четверке приземистых воинов. Двое были вооружены большими ружьями. Никто из них не оставлял следов на влажной земле. Шедший впереди воин отсалютовал копьем. На шее у обоих висели разноцветные ожерелья, сплетенные из лиан и полосок кожи, а голову украшали плюмажи из коротких ярких перьев. Сохраняя бесстрастное лицо, Честер поднял руку и ждал. Работавшие в поле люди теперь сгрудились вокруг них. Маленькие черные ребятишки со вздутыми животами сновали рядом, прячась за юбки полуобнаженных матерей.
Речь переднего воина была быстра и мелодична. Касан внимательно выслушал его, а затем повернулся к Честеру.
— Его зовут Кагоиано, и он будет сопровождать вас на Совет Мужчин к нашему вождю Пиджибиджи, который приветствует вас и рассчитывает на скорую встречу.
— Пиджибиджи? — удивленно переспросил Честер.
— В его имени заключена огромная сила. Оно означает «человек-пушка», и когда он был в расцвете сил, то был действительно великим человеком. Пойдем?
Честер заметно расслабился.
— Ладно, пойдем побеседуем с Человеком-Пушкой.
* * *Хижина Совета была немного длиннее и шире, чем остальные деревянные строения, покрытые соломой. Около двери лежало несколько свернутых циновок. Честер предположил, что Человек-Пушка предпочитает держать своих воинов под рукой. Стены были затянуты шкурами животных, а со стропил свисали обезглавленные и лишенные меха тушки сумчатых животных.
Акацию, Мэри-Эм и других женщин остановили у входа. Кагоиано произнес несколько слов, и Касан перевел:
— Прошу прощения, но женщинам сюда нельзя. Их проводят в Совет Женщин, чтобы читать предзнаменования.
— Что значит «читать предзнаменования»? — поинтересовалась Мэри-Эм. — Только притронься ко мне, парень, и тебе уже не придется есть твердую пищу.
— Только мужчины допускаются в этот дом, — терпеливо объяснял Касан, — точно так же, только женщины могут войти в хижину Совета Женщин. Они не занимаются политикой, а снабжают нас важной информацией о планах и передвижениях противника.
Честер положил руку на плечо Мэри-Эм.
— Разделимся. Не думаю, что нам грозит опасность. Потом обменяемся информацией.
Женщины нехотя удалились. Девять мужчин, сопровождаемые Касаном и Кагоиано, вошли внутрь.
Тони потянул носом воздух. Пахло дымом, вяленым мясом и жевательным табаком.
Воздух в задней части хижины был прохладнее — лучшая вентиляция, более густая тень. Деревянный пол устилали соломенные циновки; некоторые их них были украшены цветным орнаментом. Тони тщетно искал взглядом спрятанный голографический проектор. Кагоиано был голограммой — Тони ухитрился коснуться его. Непонятно только, как поддерживалась непрерывность действия. Когда Кагоиано вошел в хижину, Лопес должен был переключить проектор, но этот переход был совершенно незаметен. Существовала еще одна возможность: голограмма могла заменить реального человека, в том числе и игрока. Тони почувствовал уважение к Хендерсону. «В дьявольскую игру ты здесь попал, дружок».
В задней части хижины располагалась завешенная циновкой ниша. Касан отодвинул циновку, и игроки прошли в следующую комнату.
Через несколько секунд глаза Тони привыкли к темноте. Первое, что он увидел, — десять светящихся точек. Насколько он мог различить, это были глаза — блестящие, немигающие, которые, казалось, смотрели сквозь них куда-то вдаль.
— Входите, — произнес слабый дрожащий голос.
Теперь Тони видел лучше. Пятеро стариков сидели полукругом вокруг блюда с чем-то похожим на сухофрукты. Честер опустился на пол прямо перед ними, скрестив ноги. Тони увидел, что глаза стариков не следят за Хендерсоном, и решил, что нашел верный способ отличить голограмму от актера.
— Я Честер Хендерсон, а это мои спутники, — сказал Мастер. — Мы пришли, чтобы помочь вашему народу.
Касан произнес что-то нечленораздельное, и один из сидящих мужчин ответил ему на своем языке. Говорящий был очень стар, кожа висела на нем, как пальто на вешалке, а лицо и шея были изборождены глубокими морщинами, так что он напоминал высушенный на солнце инжир. У него были негроидные черты лица и темная кожа, темнее, чем у Касана или любого афро-американца 21 века. Тони вспомнил его имя — Пиджибиджи.
