Геннадий Тищенко - Взгляд извне
Я пригляделся и увидел невысокие сталагмиты, с плоскими, словно срезанными верхушками.
— Вы прибыли немного рано, — сказала Ула по-осмилокски, когда мы вошли во второй зал, в центре которого горел большой костер. — Киалана будет только через три дня.
— Ничего, мы подождем, — успокоил ее Леруа и уселся около костра.
— Машину нужно убрать, — сказала аруанка, подбросив в костер охапку сухих веток. — Будет плохо, если наши мужчины увидят ее.
— Они на охоте? — спросил Леруа.
— Да… — аруанка села рядом с Шарлем, и доверчиво склонила голову на его плечо.
Леруа сидел, не шелохнувшись.
— Незнакомец, отвернись, — сказала мне аруанка. — Твой друг стесняется тебя…
— Не надо сейчас, Ула, — сказал Леруа. — Я тоже соскучился по тебе, но дорога была трудной, и я устал. К тому же надо спрятать машину.
— Ты разлюбил меня? — спросила Ула.
— Нет… Я приду к тебе позже… Один…
— Странные все же вы, земляне… — Ула встала. — Тогда пойдемте в Большую Пещеру: Мать Рода ждет вас…
Глаза постепенно привыкли к зеленому полумраку, и по дороге в Большую Пещеру я разглядел изваяния огромных животных, напоминающих быков-единорогов. Эти чудовища были высечены из скальных пород, окружающих нас, и вызывали ассоциации одновременно и со скульптурами Древнего Египта и с храмовыми барельефами святилищ инков и ацтеков.
В центре Большой Пещеры возвышалось некое подобие трона. Вокруг громоздились гигантские изваяния все тех же, видимо реликтовых, животных.
Древняя горбатая старуха, сидевшая на «троне», долго молчала, рассматривая нас, слезящимися глазами. Эти глаза были едва различимы в глубоких впадинах глазниц, изрезанных бесчисленными морщинами. На вид Матери Рода было не менее ста лет. Впрочем, существует, наверное, возраст, к которому уже невозможно добавить ни года. Здесь, на Аруане, возраст Матери Рода вполне мог исчисляться многими веками, если не тысячелетиями…
— Я не хочу, чтобы вы были на Киалане, — проговорила, наконец, старуха, едва слышным хриплым голосом. — Но молодежь, как всегда, жаждет перемен… Вы успели осквернить их души вашими побрякушками… — Мать Рода тяжело вздохнула, и ее красные веки сомкнулись.
— Перемен не будет, — тихо, но твердо сказал Леруа. — Во всяком случае, — перемен по нашей вине. Это я вам обещаю…
Мать Рода вновь открыла воспаленные глаза.
— Плохо, уже то, что вы здесь, — тихо просипела она. — Уже одно это ведет к переменам… — Старуха тяжело вздохнула. — Хотя их все равно не избежать… я-то знаю… Поэтому помните о своем обещании: не заражайте моих потомков вашей суетностью…
Старуха откинулась назад и вновь закрыла глаза, облокотившись на шероховатую поверхность сталагмита, в котором и было вырублено для нее подобие трона.
— Пойдемте, — шепнула Ула. — Мать Рода хочет отдохнуть…
— Ей более двух тысяч лет, — сказал Леруа, когда мы вышли из пещеры. — Не исключено, что она действительно прародительница всего этого племени.
— Значит у осмилоков и впрямь царит матриархат? — я, признаться, был удивлен, поскольку, несмотря на некоторые признаки матриархата, ощущавшиеся в остальных племенах, на Аруане царил достаточно развитый патриархат. Да, полигамные отношения все еще имели место в племенах, обитавших вне Осмилонии, но и семейные устои были уже достаточно крепки. Правда, дети старше трех лет во всех родах отдавались в общинное воспитание, но во главе родов и племен уже стояли мужики. Более того: у старейшин обычно имелись целые гаремы кротких и послушных жен, строго наказываемых за измену мужу.
— Скорее здесь равноправие мужчин и женщин, — Шарль невольно усмехнулся, видимо заметив мое удивление. — Просто вследствие полигамии известны предки лишь по женской линии… Но основную функцию кормильцев племени выполняют уже охотники-мужчины.
— И все-таки это матриархат, — сказал я. — Полигамия, отсутствие семьи… Налицо — все признаки первобытного коммунизма…
— Слушай, объясни-ка мне, пожалуйста, популярней, — попросил Леруа. — При этом твоем, первобытном, коммунизме частной собственности не было из-за всеобщей нищеты, или потому, что еще не существовало семьи, со всеми ее правами наследования и тому подобным?
— Частной собственности не было из-за малой производительности труда, — терпеливо пояснил я. — На Земле-матушке даже в двадцатом веке доживали свой век племена с пережитками дородового строя. В них тоже имелись остатки матриархальных отношений, с общинным воспитанием детей, коллективной охотой и так далее. Но с совершенствованием орудий труда и оружия обязательно появлялись семейные устои, частная собственность, а позднее — и рабы…
— Частной собственности у осмилоков действительно нет, — Леруа нахмурился. — Но неравноправие существует. Да еще какое!.. Правда, оно основано на различиях в их умственных способностях…
— И как далеко это зашло?
— Сейчас сам увидишь… — Леруа ускорил шаг, чтобы догнать Улу, идущую впереди.
— Ула, покажи туалу, — слегка обняв инопланетянку за талию, попросил Леруа. — Только не сильно, ладно?
Ула посмотрела сначала на Леруа, затем на меня и вдруг с силой ударила рукой по острой ветке растущего рядом дерева.
Я замер от неожиданности: эта ветка пронзила кисть Улы насквозь и из раны на изящной руке прекрасной аруанки хлынула кровь.
Между тем Ула хладнокровно стянула ранку пальцами и, прикрыв глаза, стала бормотать заклинание. Менее чем через минуту кровотечение остановилось.
Инопланетянка открыла глаза и, внимательно осмотрев кровоточащую плоть, закрыла ее ладонью. Теперь ее лицо было предельно сосредоточенно. Она вновь закрыла глаза и начала водить над раной рукой, сложив ладонь козырьком, в фокусе которого оказалась ранка.
Не веря своим глазам, я наблюдал за тем, как затягивается рана на руке Улы. Аруанка была в эти мгновения похожа на прекрасную колдунью, какими их рисовали в древности, на Земле.
— Вот и всё… — Ула продемонстрировала мне руку, на которой был едва заметен крохотный шрам. Вся процедура заживления заняла не более пяти минут.
— Потрясающе!.. — пробормотал я. — Только, пожалуйста, не надо впредь столь эффектных трюков… Из Сети я почерпнул немало сведений о фантастических способностях аруанцев…
— Как говорится — лучше один раз увидеть… — Леруа усмехнулся и в благодарность поцеловал Улу, которая проворно успела подставить для поцелуя свои крупные губы.
