Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
Включилась встроенная в скафандры система защиты от песка и пыли — в сумерках Торби увидел, что костюм на Леоа как бы слегка задымился, а потом пошел полосами. Они закончили работу при свете фонарей, которыми были оснащены сталкеры, и легли отдохнуть на мягком песке с подветренной стороны дюны — на свежей осыпи это было совсем безопасно.
— Торби, — вдруг сказала Леоа, — мне кажется, эта затея не прославит никого из нас.
Торби в это время устраивался поудобнее.
— Ты права, — ответил он, — скорее всего, нет.
— А ты ведь однажды уже был знаменит.
— Знаешь, слава не слишком ощущается, пока она есть, — заметил он. — Осознать себя знаменитостью так же сложно, как разглядеть себя в зеркале, стоя посреди зала, где полно народу. В общем, из-за этого вряд ли стоит переживать. Мне нравится снимать документальные фильмы и продавать их телеканалам, и мой нынешний тип славы под названием «Интересно, что с ним стало дальше и где он сейчас» меня не так уж удручает. Мой звездный час — в прошлом, так что, кажется, меня уже почти оставили в покое.
Торби любовался Фобосом, показавшимся в южной части неба. Здесь, на севере, он никогда не был виден полностью, всегда лишь наполовину.
— Если бы кто-нибудь из супермоделей или звезд эстрады по недоразумению потерялся в поющих песках, журналисты раструбили бы об этом по всей Солнечной системе. А если мы потеряемся здесь и ты убьешь меня, а потом съешь, чтобы выжить, об этом разве что мельком упомянут в новостях. Документальные фильмы смотрит полпроцента зрителей. Даже пиратские копии с наших фильмов не делают. — Леоа тяжело вздохнула. — И еще я вот что подумала. Основные телеканалы ни в одной передаче не сообщили о том, что два ведущих тележурналиста, реализующих в своем творчестве принципы реализма-пуризма, находятся сейчас на Марсе, работая над проектом, посвященным одному из наиболее значимых событий программы Всеобщего Процветания за последние несколько столетий — восстановлению Борейского океана. И уж конечно, никого не интересует тот факт, что прежде между нами часто возникали конфликты, из чего можно сделать вывод, что мы наверняка недолюбливаем друг друга. О нас вряд ли покажут даже сюжет типа «Может быть, они помирятся и даже займутся любовью?», хотя обычно именно такие сюжеты публике и подавай. Не говоря уж о том, что один из нас, будучи подростком, совершил самый длинный велосипедный заезд за всю историю. А ведь пару лет назад, помню, я видела передачу, где рассказывали про странное хобби — чтение текстов с бумажных носителей. Двое каких-то парней настолько прониклись духом ретро, что принялись переписывать книги от руки. Только представь, они стали делать настоящие рукописные книги, вроде тех, что читали наши предки в глубокой древности. А в прошлом году я видела передачу о кузнецах и их ремесле. Видимо, наше ремесло совсем умерло, раз о нас совсем позабыли.
— Думаю, причина забвения как раз в том, что наше ремесло пока еще не умерло окончательно. Да, оно устарело, но не настолько, чтобы быть интересным в качестве артефакта прошлого.
Торби смотрел в небо и все не мог понять, кажется ему или нет, будто Фобос прямо на глазах движется на восток, смещаясь все ближе к экватору. В конце концов журналист решил, что ему это не кажется.
— Может, нам стоит попросить какого-нибудь кузнеца выковать для нас колесницу, а потом по очереди кататься на ней, запрягая друг друга? Получился бы неплохой видеосюжет.
— Да уж, пожалуй.
Тут в наушниках послышались странные шорохи. Торби повернулся и увидел, что Леоа поворачивается на другой бок, устраиваясь поудобнее, и в ее микрофоне, видимо, раздается шорох песка, отталкиваемого системой защиты скафандра.
— Знаешь что, — сказал Торби, — раз уж ты так хотела, чтобы я пожалел об утрате чего-нибудь из здешнего пейзажа, я, пожалуй, признаюсь, что наконец-то нашел то, чего мне действительно жаль. Мне жаль Фобоса. Он очень красивый здесь, на дальнем севере.
— Рада, что хоть что-то тронуло твою душу. А то мне уже стало казаться, что ты ждешь не дождешься момента, когда все это погибнет.
— Зрелище будет так себе. Ведь Фобос разлетится вдребезги еще при прохождении сквозь астероидные кольца, так что его гибель не станет событием класса ЯГВЭ. В течение месяца он будет казаться яркой точкой в довольно живописном метеоритном дожде, а потом, где-то через пятнадцать марсианских лет, этот дождь иссякнет. Я даже не собирался снимать это явление. Фобос мне нравится таким, как сейчас. Я и не представлял, что на севере он виден лишь наполовину, потому что проходит по низкой орбите над самым экватором, и что за ним так интересно наблюдать, ведь из-за низкой орбиты он очень быстро перемещается по небу — так быстро, что мне кажется, будто вижу, как он движется.
— Я вроде бы тоже вижу.
Леоа тут же приказала своим сталкерам снимать Фобос и их двоих на дюне с Фобосом на заднем плане.
— Фотографии, наверно, получатся красивые. Жаль только, что все репортажи о событиях, происходящих в рамках программы Всеобщего Процветания, не более популярны, чем опросы общественного мнения, проводимые Управлением по Глобальной Деминерализации.
Торби пожал плечами, надеясь, что камеры сталкеров зафиксируют эту его реакцию.
— Людей можно понять. Бездефицитная экономика, высокая продолжительность жизни и все такое. Живи как хочешь и ни о чем не заботься. Так и живем. Ты никогда не думала над тем, чтобы заняться чем-нибудь другим?
— Я стараюсь об этом не думать. Мне хочется запечатлеть хронику событий, приведших к Всеобщему Процветанию, несмотря на то что самой мне кажется, что все происходящее скорее следовало бы называть Глобальным Вандализмом или Биоматериалистическим Империализмом. Скалы, лед и вакуум тоже нуждаются в защите.
— Скалы, я думаю, отличные друзья. Надежные, как камень.
— Мне так хочется, чтобы кому-нибудь было интересно то, о чем мы с тобой говорим, — сказала Леоа. — Хоть что-нибудь: природа Марса, программа Всеобщего Процветания, что угодно. Мне не важно, что именно мы скажем в наших репортажах и что вообще получится в результате, только бы зрители услышали нас и им стало действительно интересно. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Думаю, да, — ответил Торби, хотя сам не разделял подобных чувств.
Впрочем, собственные чувства он вообще редко осознавал и выражал, так что вполне можно было сделать вид, что он разделяет чужие.
За несколько минут до входа Борея в атмосферу они решили проверить, все ли готово. Сталкеры были переведены в автономный режим и заняли нужные позиции, однако обоим журналистам почему-то казалось, что они все-таки могли чего-то не предусмотреть.
