Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура
— Пусть едет в Фалкинкин, а потом догоняет нас.
— Он боится, что не найдет нас, если теперь уйдет.
— Чего же ты хочешь, Валентин?
— Устрой так, чтобы наш путь прошел в нескольких часах езды от дома мальчика.
Залзан злобно посмотрел на Валентина и холодно сказал:
— Сначала я услышал от своего гида, что мой контракт ничего не стоит, потом ученик жонглера остановил мои действия, а теперь меня просят планировать путешествие в угоду семейной чести грума! На что же это похоже?
— Если у тебя нет важного ангажемента, — сказал Валентин, — то Фалкинкин всего в двух-трех днях пути на север, и мальчик…
— Хватит! — закричал Залзан Кавол. — Наша дорога на Фалкинкин. И больше никаких поблажек. Теперь убирайся. Ирфон, Херн, фургон готов?
Глава 11
Фургон труппы Залзана Кавола был также роскошен внутри, как и снаружи.
Пол был из темных досок ночного дерева, отполированных до блеска и подогнанных друг к другу с большим искусством. В задней части в пассажирском отделении со сводчатого потолка свисали нитки с сухими семенами и кисточками, стены с замысловатой резьбой были покрыты портьерами из узорчатого меха, полосами тонкой ткани. Помещение способно было вместить пять или шесть скандаров, хотя им было там не слишком просторно.
Среднюю часть фургона занимал склад для личных вещей, чемоданов, тюков и жонглерского оборудования, а в передней части на высокой открытой платформе находилось сидение водителя, достаточно широкое для двух скандаров или для трех человек.
Хотя фургон был громадный и роскошный, пригодный для герцога и даже для Короналя, он был достаточно легок, чтобы плыть на вертикальной колонне теплого воздуха, генерируемый магнитными роторами, крутившимися в его чреве. Когда они крутились, фургон поднимался примерно на фут над землей, и его легко было вести с помощью упряжки животных.
К полудню они погрузили в фургон свое имущество и отправились в гостиницу обедать. Валентин опешил, увидев, что рядом с Залзаном Каволом усаживается хорт Виноркис с намазанными оранжевой краской усами. Скандар стукнул по столу, требуя внимания, и объявил:
— Познакомьтесь с нашим новым дорожным управляющим. Это Виноркис. Он будет помогать мне вести книги, смотреть за нашим имуществом и управлять всеми хозяйственными делами, которые доселе были на мне.
— Ox! — прошептала Карабелла. — Он нанял хорта, этого страшилу, который всю неделю пялился на нас!
Виноркис улыбнулся призрачной хортской улыбкой, показав тройной ряд жевательных хрящей, и осмотрел всех выпученными глазами.
Валентин сказал:
— Значит, ты решил присоединиться к нам? А я думал, что ты шутил насчет жонглирования цифрами.
— Всем известно, что хорты никогда не шутят, — серьезно сказал Виноркис и с завыванием захохотал.
— А что будет с твоей торговлей?
— Я весь товар целиком продал на рынке, — ответил хорт. И подумал о тебе, не знающем, где ты будешь завтра, и не заботящемся об этом. И я позавидовал тебе и спросил себя — ты так и будешь всю жизнь торговать шкурами хейгусов или попробуешь какое-нибудь готовое дело, например, жизнь путешественника? Тогда я и предложил свои услуги Залзану Каволу, когда услышал, что ему нужен помощник. И вот я здесь!
— Ты здесь, — мрачно сказала Карабелла. — Добро пожаловать!
После плотной еды стали готовиться к отъезду. Шанамир вывел из стойла квартет животных Залзана и ласково разговаривал с ними, пока скандары запрягали их. Залзан Кавол взял вожжи, его брат Хейрод сел рядом с ним, а Стифон Делиамбер прижался с краю. Шанамир на собственном верховом животном ехал сбоку. Валентин забрался в пассажирское купе вместе с Карабеллой, Слитом, Виноркисом и четырьмя скандарами.
— Гей! — крикнул Залзан Кавол.
Фургон двинулся через Ворота Фалкинкина к Главному Шоссе, по которому неделю назад, в Лунный День, Валентин вошел в Пидруд.
Летняя жара тяжело висела над прибрежной равниной, воздух был плотным и влажным.
Прекрасные цветы огненных пальм начали уже вянуть, и дорога была усыпана опавшими лепестками, как малиновым снегом. В фургоне было несколько окон из прочных листов кожи стика, отличного качества, тщательно подогнанных, абсолютно прозрачных, и в удивительно торжественной тишине Валентин смотрел, как исчезает Пидруд. Громадный город с одиннадцатью миллионами жителей, где он жонглировал перед Короналем, пил незнакомое вино, ел пряную пищу и провел фестивальную ночь в объятиях черноволосой Карабеллы.
Сейчас перед ним лежала открытая дорога, и кто знает, что ждет путешественников, какие приключения?
У него не было планов, и он был открыт всем ветрам. Он жаждал снова жонглировать, осваивать новое искусство, перестать считаться учеником и участвовать с Карабеллой и Слитом в самых замысловатых маневрах, может быть, даже работать с самими скандарами. Слит говорил ему, что жонглировать со скандарами может только мастер, потому что их четыре руки дают им неоспоримое преимущество перед человеком. Но Валентин видел, как Слит и Карабелла перебрасывались со скандарами, и когда-нибудь, возможно, то же самое сделает и он. Высокое честолюбие, — подумал он. Чего больше мог он желать, чем быть достойным жонглером.
— Ты вдруг стал выглядеть таким счастливым, Валентин, — сказала Карабелла.
— Я?
— Ты лучишься как солнце. От тебя исходят потоки света.
— Эту иллюзию создают желтые волосы, — сказал он, добродушно.
— Нет. Внезапная улыбка…
Он накрыл ее руку своей.
— Я думал о дороге впереди, о свободной, приятной жизни. Идти по Зимроду, останавливаться для представлений, изучать новые трюки. Я хочу стать самым лучшим жонглером-человеком в Маджипуре.
— У тебя для этого неплохие шансы, — сказал Слит, — огромные природные способности. Тебе нужна только тренировка.
— В этом я рассчитываю на тебя и Карабеллу.
Карабелла тихо сказала:
— А пока ты думал о жонглировании, я думала о тебе.
— И я думал о тебе, — шепнул он, наклонившись, — но стеснялся сказать это громко.
Дорога шла вверх, на большое плато.
Фургон поднимался медленно. Местами повороты были такими резкими, что фургон запросто мог перевернуться, но Залзан Кавол был таким же искусным водителем, как и жонглером, и аккуратно обводил экипаж вокруг каждого угла. Скоро они были на вершине гребня. Пидруд отсюда казался картой себя самого — плоский, укороченный, зажатый побережьем. Воздух был суше, но не холоднее, а предзакатное солнце испускало иссушающие лучи.
