(Алексрома) Ромаданов - Звезды над нами
- А что ты с ним сделаешь? - серьезно спросила Ларек.
- Не беспокойся, убивать не стану, - обещал я ей.
Я взял Ларька за руку, и мы направились в сторону "хвоста"; при нашем приближении он обошел газетный стенд и спрятался за вчерашним номером "Правды" - мне только это и нужно было: почти поравнявшись со стендом, я резко пнул ногой облепленную снегом одинокую березку и, крикнув "ноги!", дернул Ларька за руку. Вдогонку нам послышался шуршащий шумок снежного обвала... Проехав с разбегу по заледеневшей луже, мы выскочили с бульвара и устремились в арку ближайшей подворотни, а потом дворами, дворами - и очутились на параллельной бульвару улице. Ларек хотела было остановиться, но я потащил ее к ближайшей телефонной будке. Там мы присели и, спрятавшись за глухой нижней половиной стенки, стали осторожно наблюдать через застекленную верхнюю половину. Буквально через несколько секунд из подворотни выбежало на тротуар, преследуемое громким собачьим лаем, забавное существо в белых снежных перьях: ни дать ни взять - пингвин-альбинос. Существо завертелось, оглядываясь по сторонам, но тут на него с рычанием набросился преследовавший диковинную дичь рыжий дворовый пес, и оно, коротко взмахнув крыльями-руками, пролетело, теряя на ветру перья, мимо нашей будки. "Отстань, сука!" - послышалось сквозь лай прощальное курлыканье.
- Можете дышать, - разжал я рот Ларьку, которая захлебывалась смехом.
- Ой, мамочки! - повисла она на мне, обессилевшая от хохота.
- Присядьте - вам будет легче, - усадил я ее на заснеженную скамейку возле трамвайнойостановки.
- Слушай, - сказала она, вытирая перчаткой слезы, - а кто это был?
- Как кто?! Я же тебе сказал, - недоуменно пожал я плечами.
- А если серьезно?
- Ну... если серьезно, то я думал, что это твой тайный воздыхатель.
- Нафиг-нафиг, с меня и явных хватает!
- А меня ты к каким относишь: к тайным или явным?
- А ты воздыхаешь? - моргнула Ларек своими длинными ресницами.
- Еще как! - я засунул руку под ее полушубок, нащупывая грудь.
- Ты что, с ума сошел? - мягко сказала Ларек, не шевелясь.
- А что? - удивился я.
- Не на остановке же...
- Зайдем в подъезд? - предложил я.
- Отряхни, - повернулась она ко мне заснеженным задом, поднявшись со скамейки. - Все? А теперь одерни, а то любить не будут.
Я одернул, и мы зашли в подъезд ближайшего дома. Там мы поднялись на лестничную площадку между последним и предпоследним этажами, и, прижав Ларька к окну, я расстегнул на ней полушубок и запустил руки под кофточку.
- Пальцы холодные, - пожаловалась она неизвестно кому.
- Сейчас нагреются, - утешил я ее.
- Только лифчик расстегивать не надо.
- А то что будет? - стало интересно мне.
- Заставлю застегивать.
- Тоды ой, - сказал я, выпрастывая из-под чашечек лифчика тугие шары ее грудей.
- Обожди, - мягко отстранив меня, Ларек залезла себе под юбку и, стянув трусики, попыталась засунуть их в карман моего пальто.
- Нет уж, мне таких подарков не надо, - отстранил я ее руку с зажатой в кулачке тряпицей, - а то еще забудешь.
- У меня карманов нет, - Ларек озадаченно поморгала и, вздохнув, заткнула трусики за сапожок.
- Посмотри в окно, - сказал я ей.
Ларек понятливо повернулась к окну, задрала полушубок до поясницы и, упершись лбом в стекло, разлепила длинными тонкими пальцами лепестки набухшего влагой бутона... Не сдержав инстинктивного любопытства, я заглянул в разверзшуюся внутренность бутона, край которой напоминал по своему очертанию кривую букву "О", и тут меня совсем некстати как молнией ударило: "А ведь это Ольга просила Занзибарова взять меня в свой концерн великих идей!" И настолько эта мысль, вдруг всплывшая по какой-то странной ассоциации из подсознания, была неожиданной и противной, что я на несколько секунд совсем забыл про Ларька и про то, что с ней полагается делать.
- Ты что, Сизов? - вывернула шею Ларек, нетерпеливо взбрыкивая раздвинутыми ягодицами.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал я, в задумчивости доставая из штанов повисший сдутым воздушным шариком "прибор".
- Ты что, импотент? - раздраженно удивилась Ларек.
Не помню, что я ответил, да и вспоминать не хочется, но кончилось все тем, что Ларек одернула шубку и убежала, оставив на морозном стекле быстро исчезающий островок своего горячегодыхания.
На опорный пункт я возвращаться уже не стал, а сразу отправился домой и, запершись в ванной, принялся яростно онанировать под хлещущей из крана теплой струей, отчаянно доказывая самому себе, что я не импотент. "Проклятый гороскоп, проклятый гороскоп, проклятый гороскоп!" -повторял я про себя, наяривая то правой, то левой рукой.
- Серж, что ты там так долго делаешь? - постучала в дверь Алена.
- Х.. дрочу! - в сердцах крикнул я ей.
- Ты что, с ума сошел?! - испугалась она. - Мама услышит!
Наконец, я облегченно вздохнул и, приняв душ, вышел из ванной.
- Что произошло, Сержик? - тут же подскочила ко мне Алена. - На тебе лица нет - ты весь бледно-зеленый, как инопланетянин...
- Я - инопланетянин! - нервно засмеялся я. - Я пришел из космоса: на Земле не рождается таких кретинов, это особая порода, выведенная в черной дыре!
- Ты что?! - отпрянула Алена. - У нас и так беда, а тут ты еще...
- Какая беда?
- Мамин "Вечерний коммунист" переименовали в "Вечерний звон", и она в знак протеста объявила голодовку.
- Будет срать меньше.
- Что ты сказал?! - округлила глаза Алена, застывая с квадратным ртом.
- Я сказал, что твоя дорогая маман будет реже выделять экскременты, - пояснил я.
- Животное! - завизжала Алена. - Ты не человек - ты просто тварь, мерзкая тварь, ненавижу тебя! Собирай чемодан и убирайся!
- Пожалуйста, - пожал я плечами.
Мне и правда захотелось уйти, чтобы побыть наедине с собой и спокойно поразмыслить, что же все-таки со мной произошло и чем это грозит обернуться в будущем, тем более что у меня было такое чувство, будто все эти мелкие неприятности последних дней - лишь внешние проявления чего-то более значительного и страшного, неумолимо надвигающегося на меня.
Я быстро побросал в чемодан свои пожитки, оделся и вышел, не попрощавшись с рыдающей Аленой. На лестничной площадке я выглянул в окно, идет ли еще снег, и увидел внизу у соседнего подъезда уже знакомого мне "хвоста", пританцовывающего на ночном морозце. "Значит, все-таки шпик", - окончательно убедившись в слежке, я спустился на первый этаж и позвонил в дверь алкоголика-одиночки Смиренного.
- Чего надо? - показалась в двери его сморщенная голова.
- Дело есть, Смиреный, - сказал я вполголоса.
- А, это ты, сосед, - прищурился он в темноту подъезда, = ну, заходи.
- Чем это у тебя воняет? - закашлялся я, пройдя в единственную комнату Смиреного.
