Роджер Желязны - Этот бессмертный
Я вдруг испугался. Он, впрочем, тоже — я это почувствовал.
Ощущение было сродни опьянению, когда все вокруг тебя плывет — я понял, что он чувствует чье-то присутствие внутри своего сознания.
Мне немедля захотелось убраться восвояси, и я снова оказался возле камня, но еще успел услышать ее слова: «Возьми меня!» Будь прокляты эти псевдотелепатические исполнения желаний, подумал я.
Когда-нибудь я перестану верить, что они ограничиваются только этим.
Я действительно различал в этом цветке два цвета, для которых у меня не было названия…
Я направился обратно к лагерю, прошел через него и продолжал идти дальше. Дойдя до другого края огражденного участка, я уселся на землю и зажег сигарету. Ночь была холодная и темная.
Две сигареты спустя я услышал позади себя голос, но не стал оборачиваться.
– В Великом Доме и в Доме Огня, в тот Великий День, когда будут исчислены все дни и годы, да будет возвращено мне мое имя, — произнес голос.
– Вы молодец, — сказал я мягко. — Цитата к месту. Узнаю поминаемую всуе Книгу Мертвых.
– Я поминала ее не всуе, а как раз, как вы сказали, к месту.
– Вы молодец.
– Так вот, в тот великий день, когда будут исчислены все дни и годы, если вам возвратят ваше имя, то что же это будет за имя?
– Не думаю, что мне его возвратят. Я намерен туда опоздать. И потом, что такого в имени?
– Зависит от того, какое имя. Возьмем, например, «Карагиозис».
– Сначала сядьте, чтобы мне было вас видно. Не люблю, когда стоят у меня за спиной.
– Хорошо, села. Ну так что?
– Что что?
– Возьмем «Карагиозис».
– Зачем это?
– Затем, что это имя что-то значит. По крайней мере, раньше значило.
– Карагиозис — это персонаж старинного греческого театра теней, что-то вроде Панча из европейских представлений о Панче и Джуди. Это был разгильдяй и фигляр.
– Он был грек, и он был проницателен.
– Ха! Он был отчасти трус, и вообще скользкий тип.
– Он был отчасти герой. Хитрый. В чем-то вульгарный. С чувством юмора. Ему как раз впору разбирать пирамиду. Кроме того, когда хотел, он бывал сильным.
– А где же он сейчас?
– Я сама хотела бы знать.
– Почему вы спрашиваете меня?
– Потому что этим именем вас назвал Хасан той ночью, когда вы одолели голема.
– А… Понятно. Ну, это было просто бранное слово, родовое обозначение — типа синонима для дурака — прозвище, как если бы я назвал вас «Рыжая». Кстати, когда я это произнес, я подумал — интересно, а как вы выглядите для Миштиго? Вы ведь знаете, веганцы не различают цвет ваших волос.
– Мне, на самом деле, плевать, как я выгляжу для веганцев. Интересно, как вы сами-то выглядите. Я так понимаю, что у Миштиго на вас собрано толстенное досье. Он что-то говорил, что, дескать, вам несколько сотен лет.
– Это, несомненно, преувеличение. А вы, видно, много об этом знаете. А какой толщины досье вы собрали на Миштиго?
– Пока еще не очень толстое.
– Судя по всему, вы его ненавидите больше, чем кого-либо другого. Это так?
– Так.
– Почему?
– Он веганец.
– И что?
– Я ненавижу веганцев, вот и все.
– Нет, тут есть что-то еще.
– Есть. Вы ведь очень сильный, вы знаете?
– Знаю.
– По правде, вы самый сильный человек из всех, кого я видела. Настолько сильный, что можете сломать шею вампиру, а потом упасть в гавань Пирея, выплыть на берег и позавтракать.
– Странный пример вы выбрали.
– Не такой уж и странный. Ведь вы это сделали?
– Почему?
– Я хочу это знать, мне надо.
– Извините.
– «Извините» — это не ответ. Говорите дальше.
– Я все сказал.
– Нет. Нам нужен Карагиозис.
– Кому это «нам»?
– Сети. Мне.
– Опять же — зачем?
– Хасан прожил половину вечности. Карагиозис еще старше. Хасан знал вас прежде, вспомнил и назвал «Карагиозис». Вы действительно Карагиозис, убийца, защитник Земли — и сейчас вы нужны нам. Чертовски нужны. Армагеддон пришел — не в грохоте грома, а в шелесте чековой книжки. Этот веганец должен умереть. Другого выхода нет. Помогите нам остановить его.
– Чего вы хотите от меня?
– Дайте Хасану его уничтожить.
– Нет.
– Почему? Что он для вас?
– Ничего. По правде говоря, он мне очень не нравится. Но что он для вас?
– Наш погубитель.
– Тогда объясните мне, в чем дело, и, может быть, я дам вам ответ получше.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что не знаю.
– Тогда спокойной ночи. Все.
– Погодите! Я действительно не знаю, но с Талера пришло сообщение от тамошнего агента Сети: этот веганец должен умереть. Его книга — это не книга, он это не он, у него много лиц. Я не знаю, что это означает, но наши агенты никогда еще не лгали. Вы жили на Талере, на Бакабе и на дюжине других планет. Вы Карагиозис. Вы знаете, что наши агенты не лгут, потому что вы Карагиозис, и это вы создавали нашу систему разведки. Теперь вам передано их сообщение, но вы не обращаете на него внимания. Я говорю, это они сказали, что он должен умереть. Он представляет собой конец всему, за что мы боролись. Они сказали, что он наблюдатель, которому нельзя позволить наблюдать. Вы знаете их принцип — деньги за Землю. Это усиление веганской эксплуатации. Они не могут сказать на этот счет ничего более определенного.
– Жаль. Но я сам выступаю его поручителем и буду его защищать. Укажите мне более серьезную причину, и может быть, я дам вам ответ получше. А Хасан, между прочим, пытался меня убить.
– Ему было велено только остановить вас, нейтрализовать, чтобы мы могли уничтожить веганца.
– Нет-нет, это недостаточно весомо. Я не могу это принять. Идите своей дорогой. А я забуду об этом разговоре.
– Нет, вы должны нам помочь. Что значит жизнь одного веганца для Карагиозиса?
– Я не могу согласиться на его уничтожение, не имея на то конкретных и достаточно веских оснований. До сих пор вы не представили никаких доказательств.
– Это все, что у меня есть.
– Тогда спокойной ночи.
– Нет. У вас два разных профиля. Если глядеть справа — вы полубог; слева — вы дьявол. Один из этих двоих поможет нам, должен помочь. Мне все равно, который из них это сделает.
– Не пытайтесь причинить вред веганцу. Мы будем его защищать.
Мы еще посидели. Потом она взяла одну из моих сигарет, и мы закурили.
– …Ненавидеть вас было бы легко, — сказала она через некоторое время, — но я не могу.
Я ничего не ответил.
– Я много раз видела, как вы с важным видом расхаживаете в своем Черном Костюме и хлещете ром, как воду, — надменный в своей силе, будто знаете что-то, о чем никому не говорите. Вы ведь можете побороть в своем весе все, что движется, правда?