Юрий Глазков - Черное безмолвие (сборник)
— Что скажешь, святая церковь? — обратился он к отцу духовному.
— Страшное оружие, сотни сразу убиенных. Ты прогонишь степных разбойников, завоюешь все вокруг, но оружие богопротивное, один на один борьба нам, славянам, милее и честнее — вот мой сказ, государь.
Князь шел, взвешивая виденное и обдумывая услышанное. Воевода встречал их у порога.
— За ночь помост сбей, плаху поставь, разбойников рубить будем, сказал князь. Духовный отец перекрестился.
— И то дело, пусть люди видят беспомощность врага, кровь его, страх, а то болтают злые языки о силе и непобедимости степняков, язык бы им вырвать.
Всю ночь князь ворочался, кряхтел, сны его мучили… сотни убиенных людей, и степняков и могутов, вдовы плачут, дети мрут.
Утром учинили скорую казнь. Разбойничьи головы катились с открытыми, полными ненависти и дикой злобы глазами.
Сделав свое дело, палач подошел к князю и склонился перед ним, ожидая поощрения или строгого слова.
Князь думал, потом резко встал и выкрикнул:
— И его, живо!
Перст с золотым кольцом и блестящим бриллиантом, словно луч, уперся в грудь мастеру. Голова мастера скатилась к головам разбойничьим, в глазах были слезы и удивление.
Духовный отец был изумлен, но не вступился за мастера, время было военное, спорить с князем было опасно. Народ в страхе разбежался. Шепот полз от избы к избе: князь-де ума лишился, мастера лучшего, умнейшего обезглавил.
Духовный отец заперся в келье и взывал к богу. Монахи стояли смиренно, дожидаясь решения. Дверь отворилась. Духовный отец крикнул монахам:
— Летописца ко мне, скоро.
Летописец прибежал, бухнулся на колени, целуя рясу.
— Чем кончил ты последние слова книги нашей истории? — спросил духовный отец.
— Описанием казни, святой отец.
— Какое слово начертал ты последним перед тем, как поставить точку дня того?
— Имя государя, святой отец.
— Допиши еще одно.
— Каково, отец?
— Мудрый.
— Исполню, отец.
Церковники в полном собрании пришли к князю.
— Государь, — обратился святой отец, — святое собрание решило имя твое дописать. Отныне ты не просто Гор, а Гор Мудрый, — и добавил: За то утро, государь.
— Мудрый, — усмехнулся князь, вспомнив стрелы с пером, летевшие от степняков, — теперь я за свой народ спокоен.
Затрубили трубы, застонали рожки… в поле появились всадники. Опять пришла степь, надо браться за луки, каждый за свой.
БЕЗУМЦЫ НА ОРБИТЕ
Все как будто было и не в первый раз, но необычность и запретность чувствовались всюду. Со стороны все смотрелось как обычно: короткие команды, доклады об их выполнении шли по графику, своевременно и без отклонений, в разгаре предстартовая подготовка. Правда, смотреть на эту суетню почти некому: ни журналистов, ни посторонних зрителей, лишь стартовая команда и официальные, без улыбки на каменных лицах, люди в мундирах и с большими звездами на погонах. Экипаж тоже официален, сух и тоже с погонами на плечах, но на них звезды поменьше. Везде чувствовалось присутствие армии: серые бетонные здания с железными решетками на окнах, затянутых еще и металлической сеткой, опознавательные знаки военно-воздушных сил на космическом корабле, секретные инструкции, сверхсекретные пакеты. Даже бортовые компьютеры были опечатаны, а их лицевые панели заперты секретными замками с шифрами. В них, как в стальных сейфах, хранилась секретная математика для осуществления секретных замыслов. Складывалось впечатление, что и люди засургучены секретными печатями. Готовился совсем иной старт, не такой, что был первым после русского броска в космос, не такой, что был первым на Луну, когда тысячи людей, облепив берега реки, потягивая пиво и кока-колу, поедая «горячих собак», с восторгом вскакивали при появлении огня под сооружением, похожим на огромную башню. Башня отрывалась от Земли, летела все выше и выше, в грохоте и огне уменьшаясь в размерах. А люди, посланные отсюда, с космодрома, летели все ближе и ближе к далекой цели. Разноязычная трескотня журналистов, музыка, заполненные игровые площадки, битком набитые питейные барчики и ресторанчики, машины всех цветов и марок — все это придавало людям чувство причастности к происходящим событиям и близости к тем, кто летел в космические дали, причастности к космическим свершениям и к самому космосу. Но прошли годы восторгов и общих побед, и людей отлучили от этих свершений, космос стал доступен далеко не для всех и далеко не для того, что приносило людям радость, прогресс и чувство очередной победы в познании природы, Вселенной.
Руководитель полета доложил в центр о готовности к старту.
Генерал взял микрофон в руки.
— Парни, на вас смотрит армия и страна, вы должны доказать, что на вас и на ваших «лошадок» не зря ставили деньги, вы наши глаза и уши, наша сила и мощь, вознесенная над планетой. Выше вас никого нет из наших парней, вы самые сильные и смелые, на вас смотрит Армия и Президент. Сделайте все, чтобы мне было с чем открывать дверь к Президенту… и почаще, — тень улыбки промелькнула на тонких губах каменного лица, но тут же маска непроницаемости скрыла ее, а в глазах потухла искра человечности. — Старт, да храни вас господь!
— Старт, — рявкнул полковник, дублируя команду генерала.
Вычислитель отсчитывал последние секунды, и вот ослепительное пламя вырвалось на свободу и огромная, поистине дьявольская сила понесла в космос то, что должно было отнять у людей Земли спокойствие и сон, уверенность в жизни, в завтрашнем дне, отнять у людей счастье жизни на красивой и уютной планете. Стальная громадина, ревя и изрыгая пламя, скрылась в черных, ночных тучах. Начинались трудные дни для землян.
Луна не светила на землю серебром своих лучей, и исчезнувшее в небе пламя погрузило космодром в непроглядную темень. Мрачная тишина повисла над космодромом, одна за другой скрылись за колючей проволокой машины жабьего цвета, унося в мягких креслах ум и гордость Армии — ее генералов из объединенного Космического командования. Телефоны в машинах молчали инструкция запрещала любые переговоры, даже с домом. Машины веером рассыпались по дорогам — каждая в «свою конюшню», как шутили шоферы.
А корабль летел уже на орбите, летел молча, космонавты не выходили в эфир. Да и внешне он был похож на обыкновенный тяжелый спутник, на любом радаре Земли отметки сигналов от него не несли ничего особенного — спутник и спутник, только больших размеров. Это была идея морского представительства, древнего старика адмирала, помнившего еще уловки на море: плывет себе сухогруз, да и только, а под декоративными щитами стальные листы, броня, орудия, торпеды, зенитки. Не раз срабатывала эта ловушка, и на дно тихо опускались танкеры, транспорты, боевые корабли и подводные лодки, всплывшие за легкой добычей. Море оглашалось криками о помощи и проклятьями войне и ее зачинщикам. Крики обрывались в хищных пастях акул, в огне горящей нефти или просто наступившем бессилии и покорности судьбе. Крики стихали, и океан замирал до следующей трагедии. По замыслам нынешних стратегов, такая тактика могла пригодиться и в космосе, в огромном безвоздушном океане. Космический корабль принимал свои истинные очертания лишь перед посадкой, сбрасывая в космос свою шкуру хамелеона. «Улыбка Иуды» — так мрачно прозвали корабль, взлетевший в космос.
