Эдмонд Гамильтон - Рассказы. Часть 1
— О боже мой! — простонал Даттон. — Да он превратился в голый мозг!
И в тот же миг до нашего сознания долетела мысль, посланная серым мозгом. Настолько отчетливая, что казалась высказанной вслух: «Вот теперь тело уже почти полностью атрофировалось. Я стал мозгом, таким, в какие превратятся все люди через двести миллионов лет. Не бойтесь того, чем я пугал вас на прошлой стадии опыта. Теперь я уже не хочу управлять людьми и вашей планетой, как вы не пожелали бы стать директорами муравейника!»
— Господи, Поллард! — воскликнул я. — Да что вы теперь такое?
— Поллард?! — истерически закричал Даттон. — Вы называете это Поллардом? Но ведь всего три часа назад мы обедали вместе с Поллардом, и он был человеком, а не кровавой поганью вроде этой твари!
«Я стал тем, чем в свое время станут все, — мысленной волной ответил Поллард. — Я прошел великий путь эволюции и собираюсь добраться до его конца, до самой последней мутации. Ну-ка включите опять лучи! Кажется, я недалек от цели».
Я повиновался, и внезапно Даттон, стоявший рядом со мной, истерически захохотал. Он смеялся и плакал как ребенок все пятнадцать минут, в продолжение которых я, дрожа от страха, лишь огромным усилием воли сохранял видимость спокойствия.
Наконец лучи были выключены, и мы снова увидели гигантский мозг, достигавший примерно четырех футов в диаметре. Он трясся, как желе, и это было единственным признаком того, что перед нами нечто живое. От мозга несся поток гулом отдававшихся в наших головах мыслей.
«Случилось то, чего я ожидал, — думал перевоплотившийся Поллард. — Тело атрофировалось полностью, и развился мозг! Я не испытываю никаких чувств и ощущений, но я имею представление о таких формах и сферах бытия, какие вам с вашими примитивными мозгами и не снились! Я способен двигаться и действовать, несмотря на отсутствие конечностей, я могу перемещаться в пространстве с невиданной скоростью и питаться энергией, которую сам же генерирую.
Две стадии назад я угрожал вам и всему человечеству. Забудьте об этом. Я не испытываю эмоций, мне чужды амбиция и самодовольство. Единственное чувство, которое еще находит место в моем мозгу, — интеллектуальное любопытство и желание познать истину. Таким образом, я сохранил лишь то, с чего началось становление разумного человека на Земле. И эти чувства оказались самыми живучими, коль они бурлят во мне до конца!»
— Неужели все люди когда-нибудь станут такими же? — спросил я.
«Да. Через двести пятьдесят миллионов лет не будет человека в вашем понимании. Люди разовьются в то, что вы видите перед собой, и заселят не только Солнечную систему, но и системы многих других звезд».
— И это конец эволюции? Высшая точка развития?
«Нет. Будут существовать еще более высокие формы, и мой великий мозг желает знать, каковы они. Мне кажется, это будет последняя мутация, которая приведет население Земли к концу эволюционного процесса. Сейчас вы снова включите аппарат, и мы увидим венец творения природы в его конечной модификации!»
Я уже схватился за рычаг, когда Даттон, повиснув на моей руке, закричал:
— Не надо, Артур! Не надо! Хватит с нас ужасов! Давайте убираться отсюда!
— Не могу, — воскликнул я в ответ. — Не могу, Хью! О боже, я так хочу остановиться, но это выше моих сил! Я не в состоянии побороть желания самому увидеть конец! Я должен, должен!
И с этими словами я перевел, рычаг. Казалось, способность двигаться больше не была свойственна нам. Прижавшись ко мне, Даттон скулил и брызгал слюной, а я словно окаменел и только глядел, не отрываясь, на свои часы.
Наконец пятнадцать минут прошли, и я, выключив аппарат, бросился к кубу. Огромный серый мозг исчез, а вместо него на полу камеры растеклась прозрачная киселеобразная масса. Она была неподвижна, только слегка вибрировала. Дрожащей рукой я коснулся ее и отпрянул, а в следующее мгновение я завопил. Завопил так, как не вопят под самой страшной из пыток преисподней. Масса в камере была простейшей протоплазмой. Так вот каков подлинный конец человеческой эволюции. Вот высшая форма развития! Значит, эволюция человека идет по спирали, возвращаясь к своим первоистокам? Значит, все опять вернется к протоплазме?!
Я не помню, что было дальше. Кажется, я бросился к этой массе, отчаянно зовя Полларда по имени и выкрикивая слова, забыть которые для меня большое счастье. Кажется, Даттон безумно хохотал и тоже издавал какие-то нечленораздельные восклицания. А потом я услышал звон бьющегося стекла и злобное шипение вырывавшихся из баллонов газов. Я чувствовал едкий запах разлившихся кислот, а в самом конце увидел ослепительную вспышку и услыхал взрыв.
Наверное, я тоже сошел бы с ума, не начнись пожар. Придя в себя, я потащил окровавленного, воющего и хохочущего Даттона к двери и выволок его из охваченного пламенем дома. Мы упали в мокрую росистую траву, и я тупо глядел на взмывавшие в небо огненные смерчи, а Даттон бился рядом в траве и дико хохотал. И я не знал, что ему суждено хохотать до конца дней.
Я рассказал эту историю с единственной целью — разделить с людьми переполняющий мою душу ужас и избавиться от глубокой депрессии, в которую повергло меня все случившееся.
С тех пор я постоянно задаюсь одним и тем же вопросом: правда ли, что с той самой протоплазмы начнется новый виток великой спирали развития? Или это еще не конец? Может быть, все-таки существует еще какая-то высшая форма? И если ответ на этот вопрос в принципе может оказаться положительным, то я очень хочу, чтобы люди, прочитавшие мой рассказ, не поверили ему.
КАК ТАМ, В НЕБЕСАХ?
Я не хотел надевать форму астронавта, когда выписался из госпиталя. Но другой одежды с собой не было, и я слишком торопился унести оттуда ноги.
Погрузившись в лайнер на Лос-Анджелес, я пожалел об этом. Пассажиры глазели на меня, словно на диковинку, и оживленно перешептывались. Стюардесса одарила особо пленительной улыбкой и, должно быть, насплетничала пилоту, потому что тот вышел в салон, с чувством пожал мне руку и произнес: «Я полагаю, мистер, этот перелет для вас не больше, чем детская забава».
Чуть позже рядом остановился невысокий мужчина, озираясь в поисках места. Найдя его прямо перед своим носом, он уселся со вздохом облегчения. Это был суетливый очкарик лет под шестьдесят. Ему потребовалось несколько минут, чтобы справиться с ремнем безопасности. Только затем он заметил мою форму и медные буквы на груди, означавшие «Вторая экспедиция».
— Погодите… — пробормотал он, моргая подслеповатыми глазками. — Да вы же один из тех парней, что недавно вернулись. Выходит, были на Марсе!
