Генри Каттнер - Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности
— Давно мы не пили из горлышка. Помнишь, как ездили с бутылкой в парк…
Розамонд кивнула и улыбнулась.
— Мы были тогда сущими детьми, Чарли. Кажется, это было так давно.
— У нас второй медовый месяц, и я люблю тебя, дорогая, — тихо произнес я. Никогда не забывай это. И не обращай внимания на мои шутки.
Я подал ей бутылку.
— Неплохо.
Нетопырь вновь ударил крыльями в стекло. Гроза не утихала, громы и молнии неустанно создавали надлежащий антураж. Виски согрело меня.
— Идем на поиски, — предложил я. — Пари на первый скелет.
Розамонд взглянула на меня:
— Что за мясо висело в той каморке?
— Кусок говядины, — осторожно ответил я. — Ну, пошли, а не то получишь по зубам. Забери бутылку, а я возьму лампу. Осторожнее с люками, тайниками и костлявыми руками, которые могут до тебя дотянуться.
— И с вампирами из Хеншоу?
— С люками, — с нажимом повторил я.
По скрипучей разболтанной лестнице мы поднялись на второй этаж. Некоторые двери были усилены металлическими решетками, но ни одна не закрывалась на ключ. Когда-то здесь был сумасшедший дом.
— Представь только, — сказала Розамонд и глотнула виски. — Здесь держали всех этих больных. Одни безумцы.
— Да, — согласился я. — Достаточно взглянуть на эту семейку, чтобы понять болезнь осталась в этом доме до сих пор.
Мы задержались, чтобы заглянуть через решетку в помещение, где находилась какая-то женщина. Она спокойно сидела в углу, прикованная к стене кандалами и одетая в смирительную рубашку. Рядом стояла лампа. У женщины было плоское, как тарелка, землистое и уродливое лицо, широко открытые глаза были зелеными, а губы кривила застывшая усмешка.
Я толкнул дверь и без труда открыл ее. Женщина равнодушно посмотрела на нас.
— Вы… больны? — нерешительно спросил я.
Она скинула смирительную рубашку, выскользнула из цепей и встала.
— О нет, — ответила она, продолжая все так же улыбаться. — Я Рут Карта. Джед сказал мне, что вы пришли. Меня несколько лет держали в сумасшедшем доме, а потом отпустили. Но иногда я тоскую по нему.
— Да, могу представить, — заметил я. — Совсем как вампир, которому каждое утро хочется вернуться в свою могилу. Она замерла, а ее глаза стали похожи на две стекляшки.
— Что вам наговорил Джед?
— Какие-то местные сплетни, миссис Карта. — Я протянул ей бутылку. Выпьете?
— Этого? — Она криво усмехнулась. — Нет уж, спасибо.
Разговор оборвался. Рути смотрела на нас зелеными непроницаемыми глазами, продолжая усмехаться, а от запаха плесени у меня свербило в носу. Что-то будет дальше? Тишину нарушила Розамонд.
— Вы действительно миссис Карта? — спросила она. — Как получилось, что вы носите ту же фамилию, что и…
— Успокойся, — тихо сказал я. — То, что мы супруги, не означает, что так бывает с каждым.
Однако Рут Карта нисколько не рассердилась.
— Джед — мой отец, а Лем — мой сын, — объяснила она. — Я вышла за Эдди Карта, своего кузена. Он уже давно умер, и потому меня поместили в сумасшедший дом.
— Отчаяние? — предположил я.
— Нет, — ответила она. — Я сама убила его. Помню, что все вокруг было красным.
Её улыбка не менялась, но я приметил в ней иронию и насмешку.
— Это случилось задолго до того, как в судах стали высмеивать подобную линию защиты. Однако в моём случае все было без обмана. Люди ошибаются, думая, что в газетах пишут сплошные враки.
— Похоже, вы воспитаны гораздо лучше, чем Джед или Лем.
— В молодости я была в школе для девиц на Востоке. Хотела там и остаться, но Джед не мог больше платить за меня. Вот я и стала такой озлобленной… из-за этой пахоты. Но на скуку давно не жалуюсь.
Я бы предпочел, чтобы Рут перестала улыбаться. Розамонд потянулась за бутылкой.
— Я хорошо понимаю, что вы чувствовали. Миссис Карта отступила к стене и прижалась к ней ладонями. Глаза ее вспыхнули, и она хрипло заговорила:
— Вы не можете знать. Такая молодая особа… вы не можете знать, как бывает, когда девушка живет среди радости и восторга, имеет красивые платья и поклонников — и вдруг возвращается сюда скоблить полы и варить капусту, а потом выходит замуж за тупого деревенщину с мозгом шимпанзе. Я садилась у кухонного окна и смотрела в него, ненавидя все и вся. Эдди этого никогда не понимал. Я просила его забрать меня в город, но он говорил, что это ему не по карману. Отказывая себе во всем, я скопила денег на поездку в Чикаго. Я мечтала о нем, но когда поехала, уже не была молодой девушкой. Люди на улице глазели на мои платья, а мне хотелось кричать.
Я глотнул из бутылки.
— Понимаю… кажется, — сказал я.
Она говорила все громче, и слюна капала с ее губ.
— Вот я и вернулась, а потом однажды увидела, как Эдди целует служанку, взяла топор и ударила его по голове. Он упал и задергался, как рыба на песке, а я снова почувствовала себя молодой. Все смотрели на меня и говорили, какая я красивая и прелестная.
Голос женщины походил на заезженную пластинку. Она почти кричала и сползала по стене, пока снова не уселась на пол. На губах ее появилась пена, она дергалась во все стороны. Но хуже всего был ее смех.
Я схватил Розамонд за руку и вытащил в коридор.
— Поищем мужчин, — сказал я, — пока Рути не нашла топор.
Мы спустились по лестнице, чтобы рассказать обо всем Лему и Джеду. Лем захохотал так, что затряслись все его жировые складки, и вышел в коридор, а Джед взял бидон с водой и пошел следом.
— У Рути бывают такие приступы, — сказал он, поворачиваясь. — Обычно это быстро проходит.
И он исчез.
Розамонд по-прежнему держала лампу. Я взял ее, осторожно поставил на стол и подал жене бутылку. Мы выпили ее до дна. Потом я подошел к кухонной двери и попытался ее открыть. Разумеется, она была заперта.
— Любопытство всегда было моей слабостью, — сказала Розамонд и указала на дверь в стене. — Как ты думаешь…
— Можем проверить.
Алкоголь уже начал действовать. Я взял лампу и дернул дверь — за ней открылась тёмная пропасть подвала. Оттуда потянуло плесенью, как, впрочем, от всего в этом доме.
Розамонд шла за мной по лестнице. Вскоре мы оказались в темной комнате, здорово похожей на склеп. Она была совершенно пуста, однако у своих ног мы увидели солидный дубовый люк. Рядом лежал открытый висячий замок.
Мы продолжили свою веселую прогулку: спустились по лестнице еще метра на три вглубь и оказались в коридоре, пробитом в сырой земле. Звуки грозы притихли. На полке недалеко от нас лежала потрепанная тетрадь и карандаш, привязанный чудовищно грязным шнурком. Розамонд открыла тетрадь, а я заглянул ей через плечо.
