Евгений Прошкин - Магистраль
— Хуже. На двенадцатом километре пост ГИБДД стоит, а рядом три гнилые тачки. Вот в одной из них я и оказался. В «Запорожце». В красном… ушастом…
— Пошутили, значит, — прокомментировал он. — А с милицией что?
— Сам ушел, они в темноте не увидели. Потихоньку вылез, и сюда. Денег — ноль, холод собачий…
— Водки тебе надо, — посоветовал Шорохов. — С перцем. У вас в будущем перец есть?
Дрозд невесело усмехнулся.
— Ну а теперь обстоятельства, — сказал Лопатин, завинчивая банку. — И подробненько.
— Иначе никак?… — Дрозд потупился. — Операция у меня здесь… частного свойства.
— Секс-туризм… — бросил Василий Вениаминович. — Я так и думал. И нечего было мозги полоскать! Баба про тебя знает — кто ты, откуда?…
— Нет, нет, это не она, ручаюсь. Легенда у меня хорошая: бедный, больной, семейный. Ей от меня ничего не надо… Господин координатор! Я надеюсь, это не…
— Не будет использовано против тебя, — закончил Василий Вениаминович. — Пока ты снова здесь не окажешься со своими «частными свойствами». Дальше, я слушаю!
— Дальше — все… Позвонили в дверь, я открыл. Удар.
— Морду видел? — резко спросил Лопатин.
— Нет, шапка была надвинута… Очнулся уже в «Запорожце». Станнер и корректор на месте.
— Выходит, тебя не просто отвезли, а еще и одели?
— Да… — растерялся Дрозд. — Ботинки, дубленка…
— А баба?
— Не знаю… Я оттуда сразу к вам. Что бы с ней ни сделали, целый день прошел. С железкой помочь можно, без железки — вряд ли…
— Когда позвонили, ты время заметил?
— Само собой. На этой гребаной работе каждый чих по часам сверяешь, Семь вечера, ровно.
Шорохов отогнул рукав — «Ситизен» показывал уже четыре утра.
— Да!.. — спохватился Дрозд. — Ты когда будешь на месте, звони вот так: длинный, два коротких, снова длинный.
Он продублировал пальцем по столу — получилось «тук… тук-тук… тук…». Олег вспомнил, что так же стучался и официант, и это ему не понравилось.
— А тот, который тебя уделал?… Он по-другому звонил?
— Я бы тогда не стал открывать. — Дрозд понял, что именно Олег имеет в виду, и нахмурился. — Да, он тоже знал… Но ты-то придешь раньше. Я надеюсь.
— Адрес, — сказал Лопатин.
Дрозд назвал, Василий Вениаминович записал в блокноте. Затем вкусно раскурил трубку и, сдвинув шляпу на глаза, махнул рукой:
— Поедем, Шорох. А ты жди здесь и не рыпайся, — велел он Дрозду. — К сейфу с железками даже близко не подходить, ясно?
— Что я, маленький?… — проворчал тот. — Сигарет не оставите?
Олег отдал ему пачку «Кента», какую-то из двух, и пошел за Лопатиным.
— О чем задумался? — спросил Василий Вениаминович, наполняя салон «Вольво» удушливым вишневым ароматом.
— О чем я могу думать?…
Шорохов не хотел признаваться, но он, кажется, начал разочаровываться. В самом себе, как ни странно. Теперь, когда Олег узнал, зачем в действительности явился Дрозд, он догадался и об истинной цели двойника. Шорох приходил не для того, чтобы скинуть на него часть повседневной работы, и даже не ради Ивана Ивановича, про которого и Лопатин-то вспомнил с большим трудом. Просто Шороху нужен был повод улизнуть к бабенке, живущей где-то позже или, наоборот, раньше. Все оперы делают это, решил Олег.
— Только без героизма, прошу тебя, — сказал Лопатин, откладывая погасшую трубку на приборную панель. — Доставай станнер и глуши всех. Дрозда тоже. Всех, а потом разберемся… Я тебя на улице буду ждать, если что-то не получится — в бутылку не лезь, сдадим Дрозда его координатору, пусть сами расхлебывают…
— Василий Вениаминович, а это, вообще, нормально?… Когда опер входит в контакт с замурованными… Да еще в такой плотный… контакт.
— Лишь бы без последствий. Хотя опер сам же их и компенсирует. Но если можешь воздержаться — лучше воздержись. Если не можешь — полагайся только на себя. Иначе будешь иметь бледный вид, как коллега Дрозд… Ну что, приехали вроде бы…
Он остановился у панельной многоэтажки и включил магнитолу.
— Засеки время. Сюда же и возвращайся. Не хочется тут маячить… Да и поспишь подольше. Ни пуха…
— Ага, — ответил Шорохов, принимая листок с адресом.
Пока лифт тащился на шестнадцатый этаж, он запомнил номер квартиры, спрятал бумажку и с приятностью огладил высохшие джинсы.
На площадке никого не было: летом пятый час — это уже утро, зимой — еще глубокая ночь.
Шорохов расстегнул куртку и извлек синхронизатор, попутно прощупав в соседнем кармашке станнер. Дрозд говорил, что на него напали в девятнадцать ноль-ноль. Олег выставил время с запасом и стартовал.
На финише ничего не изменилось, разве что оба лифта оказались в движении да залаяла где-то внизу собака. За окном все так же чернело.
Шорохов подошел к общей двери и положил палец на кнопку против номера «131».
— Не отвлекай Дрозда, ему до семи кувыркаться… — сказали сзади.
Олег застыл, соображая, что делать. Хватать станнер левой рукой было неудобно. Правой — не успеть.
— Не успеешь… — подтвердил голос. — Вторую лапку вверх и разворачивайся. И без героизма, прошу тебя…
Шорохов отметил, что слова Лопатина про героизм ему повторили с той же самой интонацией.
Олег медленно повернулся и снова замер. Из-за трубы мусоропровода к нему шагнул смутно знакомый мужчина со станнером.
— Шестьдесят минут, стандартное упреждение, — сказал он. — Советую задавать семьдесят или восемьдесят, а то всегда будешь опаздывать. Как, например, сейчас.
* * *«Кто наказывает опера? Другой опер. Кто вас задержит в случае, если вы сами станете нарушителем? Кто компенсирует ваше вторжение? Такой же опер. Кого посылать за вами или за кем посылать вас — решат координаторы, но будьте уверены: ловить старого зубра с десятилетней выслугой салаге не прикажут. Координатор отряда должен учитывать весовые категории противников…»
Стоя с поднятыми руками, Шорохов поразительно легко — и поразительно быстро — воспроизводил в памяти одну из последних лекций. Голос инструктора будто бы звенел в космосе — воспоминания об этом занятии не были связаны ни с погодой, ни с настроением, ни с чем-либо еще. Даже и с днем недели… Тезисы проявлялись в абсолютном вакууме — как титры, всплывающие не ассоциативно, а строго упорядоченно.
«У нас нет отдела внутренней безопасности, поскольку это чревато возникновением либо кастовости, либо клановости, либо, упаси боже, того и другого вместе. Наша система ближе к американской, построенной так, чтобы все стучали на всех. Драматизировать не нужно. Принцип самоочищения зарекомендовал себя наилучшим образом. Помните, что Служба — уникальный институт, совмещающий функции контрольного органа, силовой структуры и научно-исследовательского учреждения…»
