Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 18
Пирасфалы, однако, прижились не везде. Если где-то они и стали преобладающей породой, то лишь потому, что рядом не было конкурентов. Обычный же ландшафт составляют деревья, кустарники и даже тростник.
Животный мир Рамну также напоминает Терру: имеются два пола — мужской и женский, позвоночные и беспозвоночные, экзотермические и эндотермические разновидности. Типичное позвоночное выглядит так: впереди голова с челюстями, носом, двумя глазами, двумя ушами. Четыре крепкие ноги и, как правило, хвост. Однако различий больше, чем сходства.
Прежде всего бросается в глаза малый рост — следствие огромной силы тяжести на Рамну. Вне водной среды самые большие особи имеют массу в две тонны; они населяют регионы, где есть озера и болота, где вода может поддержать их вес. На равнинах пасутся стада самых разных пород, но любая живность величиной не больше собаки. Редкое животное ростом с лошадь на их фоне кажется огромным. Оно тоже имеет свою специфику — но об этом позже. Вообще же человеку покажется очень странным это четвероногое, похожее на портальный кран, причем само оно не больше пони и все органы у него малюсенькие.
Долгие холодные ночи позволяют выжить преимущественно теплокровным животным. Холоднокровные вынуждены перед приходом долгой ночи искать место, где они не замерзли бы и не стали чьей-нибудь добычей, или же рожать новое поколение. У растений свои методы решения подобных проблем — в частности, некоторые виды выделяют своего рода антифриз, у других замораживание является частью жизненного цикла.
Животные промежуточного вида обладают выраженной способностью сохранять тепло в течение ночи, однако везде, за исключением полярных и высокогорных регионов, им, напротив, необходимо укрытие днем, чтобы спастись от жары. Полную эндотермию труднее обеспечить, чем на Терре, потому что вода здесь испаряется очень медленно. У крупных животных эволюция выработала поверхности охлаждения — такие, например, как большие уши или спинной плавник.
Крылатые в этом отношении имеют преимущество — охлаждающими плоскостями у них служат крылья. Характерно, что у них нет оперения. Их множество на Рамну, где сила тяжести в большей или меньшей степени компенсируется плотностью атмосферы. Резкие перепады давления с изменением широты заставляют большинство из них держаться над самой землей. Лишь немногие падальщики способны подниматься выше. Они называются планерами — но об этом тоже позднее.
Среди земных позвоночных существует отряд живородящих теплокровных, которым нет аналога на Терре, — это плейрокладии. Между передними и задними конечностями у них имеется каркас из двух ребер, опирающихся на сильно развитый плечевой пояс, и двух позднейших образований, которые правильнее всего было бы назвать подпорками. Считается, что конструкция эта впервые возникла у примитивных коротконогих существ, которые с ее помощью гораздо быстрее передвигались. Они стали так интенсивно развиваться, что их потомки образовали сотни подотрядов.
Подпорки-экстензоры обеспечивают дополнительную поддержку, помогая захватывать добычу, тащить и толкать ее; кроме того, они дают большую свободу перемещения. Благодаря этим мышцам многие их обладатели сделались величиной с мустангов.
Формирование экстензоров вызвало к жизни ползуче-летающих планеров. У этих от передней четверти тела идут перепонки к концу подпорки, а оттуда — к задней части тела. Вначале, по-видимому, перепонки служили для охлаждения тела. Сохранив эту функцию, они сделались одновременно несущими поверхностями — крыльями. Такое животное может, сложив крылья, быстро уползти. Или, расслабив мышцы, расправить крылья и броситься с высоты вниз. При попутном ветре оно способно довольно далеко улететь или проделать какие-нибудь сложные маневры. Таким образом оно, имея полную свободу передвижения, находит пищу, кров, спасается от врагов.
Большинство планеров не длиннее крикетной биты, но некоторые достигают большей величины; отдельные особи бывают двуногими. К их числу относятся и разумные существа.
Красно-золотая Нику ярким пятном блистала между звездами. Меньше чем через день она станет солнцем. Флэндри видел, что Бэннер неотрывно следит за изображением Нику на экране. Это, должно быть, приятное зрелище — последнее мировое пространство на их пути перед долгим и неизвестным будущим — возможно, перед самой вечностью…
Надев все самое красивое, что у них было, они потягивали вино в промежутках между танцами, пока Чайвз не подал обед — лучший, на какой был способен. Флэндри предложил ему выпить вместе с ним последний бокал, после чего, пожелав им доброй ночи, Чайвз удалился. И тогда…
Коньяк приятно щипал язык, холодил ноздри, обжигал горло и кровь. Наслаждаясь волшебным напитком, Флэндри не курил. Отчасти также из-за присутствия Бэннер, ее близости. Они стояли рядом, бок о бок. Когда она поднимала голову, чтобы взглянуть на звезды, ему был виден точеный профиль. Сегодня копна ее волос была перехвачена серебряным обручем. Блестящие каштановые волосы с редкими блестками серебряной седины каскадом падали на плечи. На ней был браслет, подаренный Йеввл, — необработанный жемчуг в бронзе. Он мог бы казаться чересчур массивным на тонком запястье, если бы не удивительно искусная работа.
Темно-синее бархатное платье с низким вырезом и маленькая высокая грудь делали ее похожей на женщин Ботичелли.
Он не был влюблен в нее, так же, по его мнению, она не была влюблена в него, — разве только самую малость, что придавало некую пикантность их дружеским отношениям. Он действительно находил ее привлекательной и высоко ценил как личность — и вовсе не потому, что она была дочерью Макса Абрамса. За время их совместного путешествия он успел проникнуться к ней искренним уважением и уже не испытывал сожаления, что взял ее с собой. А где-то за их спинами, мягкая и влекущая, звучала музыка, как это было для сорока поколений до них, — звучала симфония Нового Света…
Она внезапно повернулась к нему лицом и всем телом; зеленые глаза широко раскрылись:
— Доминик, — спросила она, — почему ты сейчас здесь?
— Почему? — удивленно спросил он и подумал: «Не давай ей быть слишком серьезной. Пусть она будет счастливой». — Ну, смотря что ты вкладываешь в слово «почему». С чисто прагматической точки зрения я здесь потому, что, как ни странно, шестьдесят лет назад одна оперная певица влюбилась во флотского капитана. А с точки зрения философской…
Она положила ладонь на его руку.
— Не паясничай, прошу тебя. Я хочу понять… — Она вздохнула. — Впрочем, возможно, ты не захочешь ответить. Тогда я не буду настаивать. И все-таки очень надеюсь, что скажешь.
