Дэниэл Суарез - Поток
Грейди прошел на кухню посмотреть, что принесли ему гномы. Они всегда оставляли еду, завернутую в вощеную бумагу и обвязанную бечевкой, на кухонном столе. Он поочередно понюхал все пакеты. Похоже, свежая белая рыба. Соленая свинина. Овощи. Сладкое масло. Ломти свежего хлеба – не итальянские или французские булки, а грубый черный хлеб, который не черствел несколько дней. Молоко. Вода. Еще один кувшин с красным столовым вином. Грейди постоянно боролся с искушением выпить все вино разом, вместо того позволял себе не больше кружки за обедом. Причин напиться было немало, но он понимал, что за ним наблюдают, и не хотел доставлять им удовольствие тем, насколько безнадежно себя чувствует. Когда Грейди только тут появился, то несколько недель искал камеры и микрофоны – ворочал, переставлял каждый предмет мебели. Но если БТК и следило за ним, то устройства наблюдения спрятало хорошо, или они были слишком миниатюрными.
Недели шли без всяких перемен. Свежая еда появлялась, когда он отправлялся на прогулку. Если он пытался выследить своих благодетелей, то припасы не доставлялись, и ему приходилось голодать. Несколько раз он пытался отыскать потайную дверь, но так ничего и не нашел, а потом и вовсе выбросил эту мысль из головы. БТК – ничего тут не поделать. Бюро явно не хотело, чтобы он нашел себе компанию. Поэтому он отправлялся на свою ежедневную прогулку, и в День кормежки (так он его назвал) прибывала еда. Неделя Грейди состояла из семи дней, и он создал из них свой собственный календарь, который прикрепил к стене: День кормежки, День стряпни, День здоровья, Рабочий день, День записей, День наблюдений, День отдохновения. Расписание помогало оставаться в здравом уме. С помощью структуры человеческий разум не давал себе потеряться.
Грейди прильнул к кривому, мутному оконному стеклу и стал внимательно смотреть на темную поверхность моря. С севера полз туман. Это был вечер Дня кормежки. Невзирая на любые расписания, Джон все равно постепенно стал сходить с ума.
«А ведь я могу состариться и умереть здесь».
Что произошло с Бертом и со всеми остальными? Он думал об этом по нескольку раз в день. Получили ли они должности в БТК? Этого он не мог себе представить. Тогда что? Где они? Может, тоже сидят на каком-то забытом острове? А почему на острове-то? Почему БТК вообще сохранило им жизнь? Они все знали об исследовании гравитации, которое проводил Грейди. Бюро он был не нужен. Скорее, даже казался обузой. Так зачем вообще держать его тут?
Хедрик говорил, что тюрьма изменит разум Грейди, что это просто изгнание. Изгнание в железный век.
Джон рассмеялся. Разве не за это ратовали веятели, банда Ричарда Коттона, – за возвращение человечества в железный век? Грейди теперь мог легко стать ее членом.
За последние несколько месяцев у него было даже слишком много времени, чтобы все обдумать. Он снова и снова прокручивал в своей голове разные варианты ситуации. Может, он ошибся, послав БТК ко всем чертям? Конечно, соврать Джон им не мог, но, с другой стороны, какой толк сидеть на этой скале до скончания жизни? Его принципы не замедлили их и ни на йоту не остановили. Отправившись в тюрьму, Грейди не мог влиять на то, как используется его открытие. Не мог занять место у руля.
Грейди почувствовал, как внутри закипает протест.
Дело было в принципе. Разве не так? Джон знал, что этически не мог помогать БТК скрывать фундаментальные открытия, способные продвинуть вперед человеческие знания. Катастрофа из-за последствий прогресса, смоделированная Бюро, наверняка была ошибочной – он это чувствовал интуитивно.
Но разве такие заявления достойны ученого? У них были доказательства. А у него – «чувство».
Хотя Грейди так и не увидел фактов с их стороны, разве не так? Все казалось уж слишком удобным. Они оправдывали свое превосходство над другими – но кто мог сказать, что они были честны даже сами с собой? Стоило только взглянуть, на что БТК были готовы ради выполнения своей миссии. Неужели то, что Грейди чахнет на этой скале, действительно можно назвать надлежащим использованием умственных способностей?
К тому же в истории было немало прецедентов подобного – периодов, когда воинствующее невежество одерживало верх над разумом.
В период римской инквизиции католическая церковь совершила нечто подобное с Галилеем – приговорила его к домашнему заключению. Навечно запретила публиковаться. Церковь стремилась подавить распространение знаний в эпоху Просвещения – сохранить свой контроль над обществом. Дело зашло настолько далеко, что церковные чиновники рыскали по домашним библиотекам графов и других родовитых людей, отыскивая в книгах места, которые, по их мнению, оскорбляли церковь, и в буквальном смысле слова вымарывали из книг мысли, порочащие церковное учение, и вписывали вместо них то, что поддерживало официальную доктрину. Агенты инквизиции обосновались в портах, чтобы перехватывать крамольные книги, поступающие морским путем. Грейди не мог не думать о том, что БТК действовало в каком-то смысле подобно церкви в семнадцатом столетии.
Нет. Эту ситуацию никак нельзя было назвать новой. И Грейди знал, чью сторону ему следует занять. Сторону разума.
Управление гравитацией, разработанное Грейди, несомненно, изменит цивилизацию. Но почему сразу в плохую сторону? Оно могло привести к лучшему. Разумеется, БТК не хотело перемен – ведь сейчас оно всем распоряжалось. Именно так думала и церковь, запрещая Галилею распространять свои идеи. Она тоже предотвращала изменения.
Но у нее ничего не получилось, верно? Это давало Грейди некоторую надежду.
«Ну-ну, ты уже сравниваешь себя с Галилеем».
Грейди уже долгое время пристально смотрел через окно на темнеющее море, а мысли все кружили и кружили в его голове. Может, БТК не ошибалось насчет его эго? Не слишком ли высоко Грейди себя ставил? Не вел ли себя как конченый себялюбец?
И тут, в это самое мгновение, он услышал стук во входную дверь.
Грейди быстро повернулся к ней. Его сердце билось так сильно, словно вместо крови по венам струился адреналин. Прошли уже месяцы. Никто и никогда сюда не приходил. Они снова пришли за ним? Грейди в неуверенно осмотрелся вокруг, но потом решился.
Он медленно покачал головой. Нет. Он не станет бояться, не доставит им этим удовольствия.
Джон уверенно подошел к толстой деревянной двери и распахнул ее, потянув за деревянную щеколду.
На пороге стоял стройный человекоподобный робот, походивший на того, что был в офисе Хедрика много месяцев назад. Этот был покрыт матовыми стальными пластинами. На его лице сияли турмалиновые глаза, а рта не было. Он достаточно сильно отличался от человека, поэтому эффект «зловещей долины»[38] не возникал – любому человеку сразу было ясно, что перед ним стоит машина. Своим привлекательным дизайном робот чем-то напоминал продвинутую машину для приготовления эспрессо. Робот явно должен был выглядеть дружелюбно. И безобидно.
