Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
Я вцепился зубами в подушку и заревел. Я произнес вслух:
— Анна, Анна! Позаботься о ней, Анна. Она еще такая маленькая, она не будет знать, что ей делать.
А потом я перестал реветь и прислушался, почти ожидая ответа Анны и надеясь, что она мне пообещает, что станет заботиться о Пегги. Я ничего не услышал — сначала, а потом мне почудились слова Анны:
— Держись молодцом, Билли…
Только и всего. И снова — очень слабо и будто издалека:
— Не унывай, сынок.
Вскоре я встал, умылся и пошел в город.
18. ИЗЫСКАТЕЛЬСКАЯ ПАРТИЯ
Мы жили все вместе в комнате Пегги, пока мы с папой не посадили семена, которые у нас были, и только после этого мы сделали к комнате сейсмоустойчивую пристройку и проделали в стене большое окно с видом на озеро, и еще окно — это выходило на горы. У Пегги в комнате мы тоже устроили окно, и теперь можно было любоваться видом на противоположную сторону. А через некоторое время мы пристроили еще одну комнату, на всякий случай — вдруг когда-нибудь пригодится. Во всех комнатах были окна, а в гостиной мы сложили камин.
Весь второй сезон после землетрясения дел у нас с папой было невпроворот. К тому времени уже можно было получить вполне достаточно семян, и мы обработали пустующую ферму через дорогу от нас. А потом туда въехали жильцы, некие Эллисы, и они заплатили нам за тот урожай. Плата эта была просто, как говорится, «переводом со счета на счет», но в результате значительно уменьшился наш долг Комиссии. Через два ганимедских года после выравнивания лун следов катастрофы уже практически не было заметно. В окрестностях не осталось ни одного разрушенного дома, в колонии жило сорок пять тысяч жителей, а город процветал. Новые поселенцы прибывали с такой быстротой, что теперь мы уже могли выплачивать Комиссии не обработанной землей, а продуктами.
Наши дела шли не так уж и плохо. Мы завели улей. Купили Мэйбл Вторую, Марджи и Мэми, и я отправлял лишнее молоко в город с грузовиком, который раз в сутки проезжал по нашей дороге. Я приучил Марджи и Мэми к ярму и использовал их для пахоты: мы обработали еще пять акров и поговаривали о том, чтобы приобрести лошадь.
У некоторых лошади уже появились, например у Шульцев. Совету пришлось побороться за это, прежде чем было одобрено «вторжение» еще одного биологического вида. Консерваторы выступали в пользу тракторов. Но у нас пока не было оборудования для производства тракторов, а планета по плану должна была стать самоокупаемой — и пожиратели сена одержали победу. Лошади-то могут сами производить себе подобных, чего никак не скажешь о тракторах — они такому трюку пока не обучились.
Более того, хотя я воротил бы от него нос, когда был кротом в Диего-Боро, но жаркое из конины очень вкусное.
События развивались так, что новая комната нам очень даже сгодилась. Появились на свет близнецы — оба мальчика. Если посмотришь на рожденных здесь младенцев, то не скажешь, будто собираются прожить долго. Но все же они справляются с этим — потихоньку. Я купил им в подарок колыбель, сделанную здесь, на Ганимеде, из стеклоткани, проклеенной синтетической смолой. Перестала быть проблемой масса всяких товаров местного производства.
Я пообещал Молли, что, как только младенцы подрастут, я их посвящу в скауты-«щенки». Сборы я теперь посещал чаще, потому что у меня опять был отряд — имени Дэниела Буна, ребята в большинстве новенькие. Свои собственные испытания я все еще не удосужился сдать, но ведь невозможно одновременно поспеть повсюду. Однажды я уже совсем было подготовился и даже в списки попал, но тут как раз свинье приспичило принести выводок поросят, именно в тот самый день, ни раньше, ни позже. Но я твердо решил пройти эти испытания, мне хотелось снова заслужить звание «орла», хотя я уже приближался к такому возрасту, когда нашивки сами по себе не ценятся.
Из моего рассказа может сложиться впечатление, что те, кто выжил в катастрофе, совсем не горевали о погибших. Но это неправда.
Просто когда изо дня в день занимаешься тяжелой работой, голова все время загружена. Мы ведь не первая колония, где погибло две трети людей, — да и не последняя тоже. Горюешь только до какой-то степени, а уж за ее пределами эти чувства переходят в жалость к самому себе. Это Джордж так говорит.
Джорджу все еще хотелось, чтобы я вернулся на Землю и закончил образование, да и я сам в какой-то степени носился с этой идеей. До меня стало доходить, как многого я не изучил. Мысль о поездке мне нравилась еще и потому, что я ведь не удирал домой сразу после землетрясения с поджатым хвостом. Я поеду как самостоятельный землевладелец, дорогу оплачу сам. Билет был дорогой: пять акров — а это половина всей моей собственности. Пришлось бы взвалить тяжкий груз на Джорджа и Молли. Но они стояли за это.
Кроме того, у папы имелась на Земле неприкосновенная сумма денег, которую он отложил на мое образование. Все равно их невозможно было использовать иначе: Комиссия здесь принимала в качестве платы исключительно обработанную землю. Но у нас была небольшая надежда на то, что с помощью Совета мы добьемся решения суда там, на Земле, и эти деньги примут для оплаты моего проезда. Тогда мы даже не потеряем ни одного квадратного фута обработанной земли. Словом, ничего не пропадет понапрасну. Мы поговаривали о том, что хорошо бы мне улететь на «Новом ковчеге», а тем временем подоспело новое событие — топографическая съемка планеты.
Нужно было строить на Ганимеде другие поселения, кроме Леды, — это было очевидно еще тогда, когда прилетели мы. Комиссия планировала выстроить еще два порта для прибывающих, возле новых энергетических установок, и образовать три центра роста колонии. Теперешние колонисты должны были построить новые города, включая приемные станции, гидропонические сооружения, больницы, — при условии, что эта работа будет оплачиваться импортными товарами. Это означало, что увеличится поток иммиграции, и Комиссия прямо-таки рвалась делать все это теперь, когда она уже обеспечена кораблями, чтобы обрушить на нас большое количество новоприбывших.
Доброму старому «Джиттербагу» поручили переправить партии пионеров, чтобы выбрать новые участки и снять планы местности — с ними летели и Сергей, и Хэнк. Я ужасно хотел отправиться с ними, у меня даже во рту становилось горько — так я хотел лететь с ними. Ведь с тех пор, как я жил на Ганимеде, мне ни разу не удалось побывать дальше пятидесяти миль от Леды. А если кто-нибудь спросит меня, когда я окажусь на Земле, каково там у вас на Ганимеде? Если по правде, то я и рассказать-то ничего не смогу: ведь я нигде не был.
