Андрей Кокоулин - Прынцик
Хлопки, раздавшиеся с верхнего ряда, заставили его вздрогнуть.
Он обернулся — у самых дверей, запахнутый в черное пальто, с затянувшимся на горле серебристым шарфом, из-под широкополой шляпы поблескивал очечками Неземович.
— Вы видели? — спросил Неземович, уколов собрата по режиссерскому ремеслу острым стеклянным взглядом.
Ладони в перчатках, будто по инерции, хлопнули в последний раз.
— Я? — уточнил Суворов. — Я — да. Но это… Это что-то…
— Это чудо, — заявил Неземович, спускаясь. — Чу-до. Чудеса. Которых в нашем мире уже… — Он вытянул шею. — Только я почему-то не вижу главной героини.
Сердце Суворова, трепыхнувшись, дало сбой.
— Она была. Она, правда, по старому, оригинальному еще тексту… — он покраснел, сообразив, что все его ремарки, вставки и подчеркивания, все его потуги осовременить Брехта — ничто по сравнению с Галкиной игрой. Ох, даже меньше, чем ничто.
— Это, батенька, дар, — сказал Неземович. — А дару не прикажешь — работает, как умеет.
Мелькнуло серебро шарфа, и фигура в пальто, приветственно коснувшись полей шляпы двумя пальцами, проскользнула к сцене мимо Суворова. Он поспешил за ней, уминая пьесу во внутренний карман пиджака.
— Вы, извините, но мы уже репетируем, — торопливо заговорил он в спину Неземовичу. — Я Галину Ивановну вижу в главной роли…
— Разумеется, — не оборачиваясь, качнул шляпой Неземович.
— А вы можете взять Аллу Львовну.
Неземович резко развернулся.
— Вы умеете обращаться с чудом? — спросил он громко.
— Э-э… вы, собственно, о чем? — растерялся Суворов.
— Понятно. Так, — Неземович хлопнул перчатками, обращаясь к труппе, стеклышки очков весело сверкнули, — господа актеры, завтра вечером я начинаю ставить у вас "Бесприданницу". Обещаю вещь не на один сезон. Вчерне я уже знаю, кто кого будет играть. Кое-кого просмотрю дополнительно. Но изначально хотелось бы поговорить с внезапно исчезнувшей Галиной Ивановной, фамилии которой, к сожалению, не знаю. В гримерки не пойду, поэтому, кто-нибудь уж будьте добры…
…Мама пахла полевыми цветами и грибовницей.
Галка уютно устроилась у нее на коленях, а на собственных колешках держала книжку с самым-самым рисунком на развороте. Там, блистающий белым и золотым принц летел по воздуху на темном, как ночь коне, а под конем проплывали лес, река и избушки с огоньками окон. А еще маленькие фигурки людей размахивали руками. "А он куда спешит?" — спрашивала Галка, водя по принцу пальчиком. "Он спешит к своей любимой", — отвечала мама. "К кому? К Василисе?". "Да, к девушке, которую он любит больше всего на свете". "А ко мне тоже прилетит принц?" — Галка вывернула голову, чтобы видеть мамино лицо. Мама поцеловала ее в лоб. "Обязательно. Только принцы бывают разные. Они могут и не летать, а просто ходить с тобой по одной улице или в одну школу". "А как же я тогда узнаю своего принца?" — удивилась Галка. "Не знаю, — вздохнула мама. — Наверное, без него весь мир будет казаться тебе ненастоящим, серым, нереальным". "Сказочным?" — подсказала Галка. "Нет, — улыбнулась мама, — скорее, как кино или как сон. Ты будто живешь, но все никак не можешь проснуться".
Потом, когда папа уйдет, мама задымит как паровоз, проращивая морщинки у губ, и в глазах ее появятся странные жгучие искорки, жесткие, злые. Иногда Галка думала, будто это осколки разбитого Снежной Королевой зеркала…
Стук в дверь был легкий, донельзя вежливый.
Галка подняла голову. И чего людям надо? Молчат как рыбы, здесь молчат, на сцене молчат, будто немые, безъязыкие.
Впрочем, и так понятно.
Хотя, конечно, сначала казалось, что она очень даже хорошо играет. Представлялось: городишко, хилые домики, пыль летит с цементного завода. И люди через одного с белыми лицами, несмотря на то, что китайцы. Все-таки Сычуань, не Европа.
Стук повторился.
Ясно, решила Галка, просят освободить гримерку. Она оглянулась. Трехстворчатое зеркало отразило ее лицо, галерею тюбиков и баночек, боа из радужных перьев. Кушетка, передвижная вешалка, афиши на стене. С афиш строго смотрели многочисленные Аллы Львовны — в красной косынке, в парике, в профиль и анфас.
Вон куда тебя, девушка, занесло.
Ну, выгонят и выгонят, вздохнула Галка, отщелкивая поворотный замочек. Пойду к тете в цветочный. В конце концов, свет кли…
За дверью стоял Казимирчик.
Все бы ничего, Алексей Янович как черный вестник — о, это было ожидаемо. Галка так и предполала, что пошлют его.
Другое дело, что Казимирчик почему-то стоял на коленях.
Глаза у него были восторженно-влажные, длинный нос задран вверх, на Галку, а в руках он держал, кажется, гвоздику из урны.
— Дорогая Галочка, — залепетал он. — Я всегда вас любил! Вы восхитительная, нежная, чувственная. Вы — актриса с большой буквы. С самого начала, с самого вашего появления в нашем театре я знал, знал, что вы — такая. Выходите за меня замуж!
Гром среди ясного неба произвел бы на Галку меньший эффект.
Самое удивительное, фальши не было. То есть, если подумать, безумие редко выглядит фальшивым. Наоборот, оно вполне искренне.
Галка набрала воздуху в грудь.
Убедительней, будь убедительней. Что от этого зависит? Все от этого зависит, твое и его душевное здоровье.
— Алексей Янович…
— Не слушай его!
Шарыгин, этот театральный лев с развевающейся гривой, выбежав из глубины коридора, сбил Казимирчика как кеглю. Они покатились по полу, хватая друг друга за одежду. Звуки, издаваемые мужчинами, не имели ничего общего с человеческой речью. Шарыгин рычал, Казимирчик повизгивал, сквозь рыки и визги прорывались отдельные междометия и свирепое дыхание разгоряченных самцов.
Абырвалг натуральный.
Треснул рукав, взлетела нога в синем носке, глаз — грива — ухо, попробуй разбери, где чье. Мятая гвоздичка прибилась к плинтусу. Пальцы, слюни.
Галка стояла, как ушибленная.
Скоро массивный Шарыгин оказался на Казимирчике верхом и тем одержал победу. Алексей Янович был за шиворот затащен за угол, оттуда послышалось несколько мягких ударов в тело, и больше Галка Казимирчика не видела.
Шарыгин появился пошатывающийся и щупающий костяшки пальцев. Чего Галка совсем не ожидала, так того, что на колени бухнется и он.
Сумасшедший дом! Дом театра!
— Дорогая Галка! — выдохнул Григорий и, покопавшись, выудил из-за пазухи еле живую веточку мимозы. — Будь моей женой!
— Что? — У Галки от неожиданности свело ногу, и она ухватилась за косяк. — Вы все рехнулись что ли?
Шарыгин свободной рукой откинул волосы со лба, другой все еще презентуя мимозу.
