Алексей Корепанов - Найти Эдем
"Капюшон! - внезапно догадался Павел. - Все дело в плаще и капюшоне. Возможно, сам Создатель сотворил такое непроницаемое одеяние для своих слуг..."
- Помощник господина наместника Великого Царя известил меня о том, что сегодня утром, когда я удалился для общения с высшими силами, при входе в город задержан человек, - продолжал Розовый Страж глухим невыразительным голосом, глядя на Павла холодными глазами. - Возможно, лаодийский шпион. Человек этот необычен; он спрашивал о пресловутой Земле, являющейся вредным мифом, вокруг которого группируются небезызвестные силы, а также о некоем Черном Страже, хотя высокие круги знают: среди Стражей всех пяти царств нет никакого Черного Стража. Ты действительно задержан сегодня утром?
- Да. Хотя я не лаодийский шпион и вообще не шпион. Вижу, у вас тут только и забот, что о шпионах. - Павел оттолкнулся плечом от стены и сел прямо. - Послушай, ты не развязал бы мне руки? Я же безоружный, а убежать отсюда трудновато.
Розовый Страж оставаясь неподвижным:
- Я не вмешиваюсь в правила, установленные высокими кругами. Не отвлекайся. Ты действительно задавал сегодня такие вопросы?
- Задавал. И тебе хочу задать. Мне почему-то кажется, что Стражи знают гораздо больше, чем другие.
Раздался шорох плаща. Розовый Страж отступил на шаг.
- Как твое имя?
- Павел.
Наступило долгое молчание. Потрескивал закрепленный на стене факел. Павлу показалось, что Страж растерялся, хотя бледное лицо под капюшоном было по-прежнему невыразительным и застывшим, как маска.
- Павел Корнилов, - тем же невыразительным голосом произнес Страж.
Теперь уже оцепенел Павел. Потом невольно кивнул.
- Откуда ты знаешь?
- Павел Корнилов. Лесная Страна, Город У Лесного Ручья, - монотонно отчеканил Страж. - Необыкновенно способный. Мощные направленные биоэнергетические импульсы, способные подавить источники наведенной гиперфобии и даже вызвать принудительную трансфокацию. Ты прошел туннель. Снял лингвобарьеры в обоих направлениях. Ты действительно необыкновенно способный, Павел Корнилов.
- Ага, понял, - с облегчением выдохнул Павел, хотя на самом деле не понял и половины того, что сказал Страж.
И вообще речь Стража воспринималась как-то не так, словно это не он, Павел, вживался в чужое сознание, как было с другими, а, напротив, Страж вторгался в его сознание и поэтому слова его становились понятными... Хотя смысл последних фраз, произнесенных Стражем, ускользал.
Ему стало ясно главное: Розовый Страж сегодня видел Черного Стража и узнал о непокорном Павел Корнилове. Стражи входили в созданную для каких-то пока неизвестных ему целей единую организацию двух миров. Стражи - он был почти уверен в этом - знают о Земле, но почему-то скрывают свое знание и более того - запрещают даже высказывать предположения о Земле. Почему? Какая тайна связана с этим запретом?
- Да, я Павел Корнилов. И я хочу знать правду о Земле. Ведь Земля существует? Ведь существует?
Страж наклонился к нему, растягивая тонкие губы в непонятной улыбке.
- Обещаю тебе, Павел Корнилов, что господин наместник Великого Царя не прикажет казнить тебя, как лаодийского шпиона. Ты не лаодийский шпион. Сейчас я поговорю с наместником и объясню ему, что ты не шпион.
- А как с Землей? - нетерпеливо поинтересовался Павел.
- Я вернусь от наместника и если ты захочешь - постараюсь ответить на твои вопросы.
Розовый Страж, пригнувшись, вошел в сводчатую дверную нишу скрипнула дверь, в отверстии возник чей-то глаз и мохнатая черная бровь, стукнул засов и шаги в коридоре постепенно затихли.
Павел, сощурившись, задумчиво смотрел на дымящийся факел. Лгать ему в жизни почти не приходилось. Разве что в юности, после сломанного в Эдеме ребра, когда сказал маме, что опрокинулась дрезина. Разве что Посвященному, и Черному Стражу на вопрос о перемещении предметов. В Лесной Стране можно было прожить без лжи. И Посвященные тоже, скорее всего, не лгали, рассказывая в храмах о единственном мире, сотворенном Создателем. Они просто не знали. Но ложь все-таки могла существовать. Ведь не зря даже в сказке сказок сам Господь Бог говорил человеку: "А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь", - а потом оказалось, что это не так. И даже если Страж действительно знает о Земле, он, вернувшись от наместника, тоже будет лгать. Но, возможно, что-нибудь все-таки прояснится. В любом случае, решил Павел, шанс упускать не стоит.
Дверь опять заскрипела - Павел встрепенулся - и в камере стало светлей. Вместо Розового Стража вошли двое с автоматами. Один держал факел и осматривался, обшаривая взглядом камеру, другой уставился на ботинки Павла. Павел ощутил их решительность, смешанную с ненавистью и презрением, и вдруг почувствовал боль в затылке, будто кто-то, подкравшись сзади, ударил его ножом. С необычайной ясностью он понял, что сейчас его будут убивать. Он с трудом подавил желание размозжить их головы о стену (они ведь только выполняли приказ, и было ясно, кто стоял за этим приказом!) и сказал с напускным возмущением, поднимаясь со связанными руками с шуршащей травы:
- В чем дело? Почему до сих пор не идет господин наместник? У меня важные сведения для него.
Он говорил, внутренне готовясь к дальнейшим действиям, почти не осмысливая сказанное, потому что это было неважно, и охранник с факелом успел только повернуть к нему одутловатое лицо с расплющенным носом, а второй, с курчавым чубом до бровей, резко сказал:
- Не двигаться!
Больше они ничего не успели. Павел прыгнул, сильно оттолкнувшись обеими ногами, сработавшими слаженно и мощно, в полете положил тело параллельно полу и с ходу таранил подошвой левого ботинка подбородок одутловатого, а правой ногой, согнув и тут же выбросив ее вперед, ударил в живот курчавого, носком ботинка отшвыривая автомат. Он изловчился упасть на бок, подтягивая колени к подбородку, больно ударился плечом, вскочил и мгновенно оценил обстановку. Одутловатый лежал у стены, не двигаясь, факел, разбрасывая искры, все еще катился к дверной нише, курчавый согнулся чуть ли не пополам, но уже понял голову, хватая ртом воздух, уже пытался вскинуть автомат. Павел бросился в падении на курчавого, вминаясь макушкой в его захрустевшее чем-то лицо. Курчавый ударился затылком о стену, затих, из его разбитого, сломанного носа и губ потекла кровь. Павел поднялся, для верности пнул ботинком в челюсть одутловатого, прислушался, стараясь успокоить дыхание - в коридоре было тихо - и лег на пол, спиной к дымно горящему факелу, выпавшему из руки охранника. Болело плечо, нестерпимый жар опалил связанные запястья, и он стиснул зубы, чтобы не застонать. Представил себя как бы со стороны, словно выбравшись из собственного тела, - человека со связанными за спиной руками, лежащего на каменном полу рядом с факелом, - и усилием воли превратил боль в черную ленту, которая тянется из обожженных рук и растворяется в воздухе - и боль действительно затихла.
