Виталий Вавикин - Другое племя
– А это могло быть не животное?
– Не животное? – Шеффер прищурился, награждая Милдрет подозрительным взглядом. – Могу я еще раз посмотреть ваше удостоверение?
– Зачем?
– Сомневаюсь, что человек, работающий в «Дейли-Ньюс», станет задавать подобные вопросы. Это, скорее, похоже на желтую прессу, которая снова и снова видит в небе блюдца, а в горах древних людей.
– Дело не в этом, – призналась Милдрет.
– Вот как? – Шеффер настойчиво протянул руку, требуя удостоверение.
– У меня есть идея, – нерешительно начала Милдрет, выполняя его просьбу…
– И вы действительно полагаете, что все эти раны мог нанести человек? – снисходительно улыбнулся Шеффер, выслушав ее историю.
– А вы нет? – решила она идти до конца. Шеффер снова улыбнулся и покачал головой.
– Этого просто не может быть, – заверил он Милдрет. – Никогда, ни при каких обстоятельствах.
И подобный ответ был повсюду. Везде, куда бы ни приходила Милдрет, она слышала нечто подобное. История за историей. Статья за статьей. Менялись лишь цифры на одометре старого «Доджа» да таяли надежды о славе и признании.
– Бросай все и возвращайся назад, – сказал по телефону отец. – Никто ничего не узнает. Никто не обвинит тебя в неудаче.
– Как бы не так, – скривилась Милдрет.
Она бросила трубку и легла в кровать. Раньше запах простыней в мотелях напоминал ей о славе, сейчас казалось, он смеется над ней, издевается, напоминая о несостоятельности. Даже сны, рваные и беспокойные, продолжали эти истязания, воссоздавая в памяти лица сослуживцев. Милдрет просыпалась посреди ночи и заново изучала сделанные заметки, прослушивала многочисленные записи цифрового диктофона. В последнем отеле, где она остановилась, кондиционер не работал, и покрывавший тело липкий пот дополнял картину нестерпимого раздражения.
– К черту! – буркнула Милдрет, сбрасывая с кровати кипу газет. – Хватит с меня!
Она заснула, думая о том, что вернется домой, но когда наступило утро, не вспомнила о ночном решении.
Проехав табличку с названием небольшого городка и прочитав цифры проживающих в нем жителей, Милдрет сокрушенно вздохнула. В последнем подобном городе ее чуть не линчевали за вопросы, которые она задавала. Милдрет снова вздохнула и решила не искушать судьбу, прямиком направившись к шерифу Притчарду. Старик встретил ее усталой, но добродушной улыбкой. Милдрет отыскала газету со статьей о событиях в Вудворте десятилетней давности и положила на стол. Шериф близоруко прищурился, читая заголовок. Голубые глаза подернула пелена воспоминаний.
– Ваша дочь, – осторожно начала Милдрет, боясь, что снова ошиблась в предположениях. – Она ведь выжила, не так ли?
– Так, – признался старик, но боли на его лице не стало меньше.
– Можно сказать, что вам повезло.
– Повезло?
– Никто не выживает после подобных нападений, – Милдрет отвела глаза, смутившись прямого старческого взгляда. – У нее… Она… Ее разум… Надеюсь, она в порядке? – спросила Милдрет, глядя себе под ноги. – Вы же понимаете, прошло много лет, и я бы хотела встретиться и поговорить с единственным свидетелем.
– Нет.
– Но…
– Если у вас есть хоть немного сострадания, то вы не сделаете этого.
– Вы не понимаете…
– Нет! Это вы не понимаете! – вспылил шериф. – Вы думаете только о своей работе. Вам важна только ваша статья, и нет никакого дела до судьбы человека. Думаете, ей приятно вспоминать? Думаете, так легко возвращаться в самую ужасную ночь в своей жизни?
– А что если он жив? – выпалила Милдрет, устав от бесконечных обвинений в свой адрес. – Что если прямо сейчас тот, кто превратил вашу дочь в калеку, выбирает себе новую жертву?
– Это невозможно.
– Почему? – Милдрет заставляла себя замолчать, но за последние недели негатива накопилось слишком много. – Не стоит считать себя особенным, шериф! Вы не единственный в этом списке. И поверьте мне, быть прикованным к инвалидному креслу намного лучше, чем лежать в земле!
46
Милдрет так и не получила благословление шерифа на свидание с его дочерью. Снова нужно было врать и притворяться. Впрочем, как и всегда. Остановившись возле пары прохожих, Милдрет узнала, где живет шериф. Прокатилась по городу, делая незначительные для статьи заметки о жизни местных жителей, и подъехала к старому дому. Темно-зеленая краска на деревянных стенах давно начала слезать. Ступени рассохлись. Белая дверь почернела от тысяч прикосновений за свою долгую жизнь. Забор покосился. Но газон перед домом пострижен, а в клумбах цветут белые розы, неестественные в своей нежности для этого места, где время, казалось, остановилось. Милдрет выключила диктофон и перешла через дорогу. Старая лестница устало скрипнула. Милдрет постучала в дверь. В глубине дома что-то загудело.
– Открыто! – услышала Милдрет женский голос, достала записную книжку и проверила имя, сравнивая с тем, что вертелось в голове. – Открыто! – снова услышала она женский голос. – Можете входить!
– Тесс? – Милдрет осторожно толкнула дверь и перешагнула через порог. Дочь шерифа сидела в кресле-каталке наверху лестницы и тщетно пыталась прицепить трос лебедки, чтобы спуститься.
– Никак не могу привыкнуть, – сказала Тесс, смутившись своей неловкости.
– Могу помочь, – дружелюбно предложила Милдрет.
– Лучше уж поднимайтесь, раз вошли, – сказала Тесс, награждая лебедку недовольным взглядом.
Ступени снова скрипнули. Мягкий старый ковер напомнил лужайку у дома. Тесс развернулась и, толкая коляску руками, покатилась в дальний конец коридора. Милдрет поразила неестественно бледная кожа новой знакомой. Выходит ли она когда-нибудь на улицу? Дверь в комнату Тесс открылась. Колеса перевалились через старый порог. Женщина подъехала к окну и развернулась.
– Так чем обязана? – голос у нее был усталый и немного раздраженный, словно она всегда была недовольна чем-то.
Милдрет почему-то вспомнила приют для старых дев, о которых писала пару лет назад. Их лица, их взгляды, голоса, комнаты – все это было таким же, как то, что сейчас видела Милдрет. Даже запахи. Она почему-то запомнила их очень хорошо. Иногда, долгой одинокой ночью, Милдрет настороженно принюхивалась к запахам в своей квартире, пытаясь уловить сходство с теми, что наполняли приюты для старых дев. Теперь воспоминания усилились. Стали четкими. Комната Тесс не напоминала Милдрет комнату старой девы. Это и была она.
– Не стоит, – недовольно сказала Тесс. – Не жалейте меня. Калеки этого не любят.
– Простите, – выдавила Милдрет, открыла папку с бумагами и протянула Тесс газету.