Кшиштоф Борунь - Восьмой круг ада
— Что делать. Другого выхода нет, — вздохнула Кама.
14
Мюнх остановился на пороге.
Кабина самолета скорее напоминала небольшой холл в Институте мозга, чем салоны знакомых ему летательных машин. Мягкий ковер, застилающий пол, низенькие столики, кресла, небольшой автоматический бар с длинной стойкой и рядом высоких стульев, полки, полные книг и журналов, шкафчик для карманного чтеца, даже две картины на стенах. Все это, размещенное внутри серебристой машины, вызывало беспокойство и настороженность.
Кама заметила неуверенность Модеста.
— Ты впервые видишь такой самолет, правда? Не каждая воздушная машина должна походить на ступу или метлу ведьмы, — пошутила она, но выражение лица Мюнха оставалось серьезным и сосредоточенным. — До сих пор ты летал только на короткие расстояния, а это самолет дальнего радиуса. Правда, это не самое быстрое средство сообщения, зато очень удобное. Ну, иди! Не бойся.
— Почему ты думаешь, что я боюсь? — спросил он резко и шагнул внутрь кабины.
— Я не думала тебя обидеть. Просто мне показалось, что ты колеблешься… Если я тебе доставила неприятность, прости.
— Это ты… прости меня.
Он снял с плеча дорожную сумку и внимательно осмотрелся.
— Мы одни? — спросил он минуту погодя.
— Да, совершенно одни.
Она подошла к небольшому распределительному щиту в глубине кабины и нажала одну из кнопок.
На экране появилось лицо молодого мужчины.
— Вы готовы? — кратко спросил он.
— Да. Можешь включать. Когда мы пролетаем над Гималаями?
— Примерно в двенадцать двадцать всемирного времени.
— Будет что-нибудь видно?
— Во время полета над самыми высокими районами до захода солнца остается пятнадцать минут. Опустить машину для лучшей видимости?
— Об этом я и хотела просить.
— Принято. Есть еще какие-нибудь особые пожелания?
— Нет. Благодарю.
Человек на экране сделал какое-то незаметное движение, и почти в тот же момент раскрытая чаша входного купола начала медленно поворачиваться вокруг вертикальной оси.
Модест сделал шаг в сторону закрывающегося входа, но Кама подошла к нему и, взяв за руку, провела к ближайшему креслу.
— Сядем. Во время разгона лучше не ходить по кабине.
Купол закрылся. В кабине воцарилась тишина.
— Счастливого пути, — сказал юноша на экране и исчез.
Темный потолок центрального зала авиапорта сменило голубое небо. Кресла слегка задрожали, и почти в тот же момент серебристые машины, видимые сквозь прозрачные стены, поплыли куда-то вниз. Самолет набирал скорость.
Авиапорт исчез, уступая место разбросанным среди зелени промышленным сооружениям и далеким нагромождениям жилых массивов. Проплыла голубая лента Вислы и отдельные жилые здания, теряющиеся в тумане.
— Ну как? Ты рад? — прервала Кама молчание.
— Зачем ты солгала? — вместо ответа спросил Мюнх.
— Солгала? — недоуменно спросила она. — Я же тебе говорила, что этот полет необходим для твоего здоровья. Кроме того, ты познакомишься с новой страной. Ты хотел увидеть Индию… Туда мы и летим.
— Ты сказала, что мы одни…
— Но мы действительно одни!
— А он? — Мюнх показал на экран.
Кама улыбнулась.
— Это же только изображение. — Она встала с кресла и подошла к пульту. — Ты видел работника авиапорта в Варшаве. Кораблем управляет система автоматических приборов. Автоматов! Машин, работающих без помощи человека. Я когда-то тебе уже об этом говорила.
— Знаю, — не совсем убежденно кивнул он головой.
— Машины ведут корабль по заранее разработанной программе, а также в соответствии с приказами, поступающими с аэродромов.
— Но этот… человек… нас видит?
— Так же, как ты видишь меня, а я тебя, когда мы разговариваем по визофону.
— Я не об этом. Сейчас он нас видит?
— Нет. Но мы легко можем с ним связаться. Или же с кем-нибудь другим, добавила она, заметив отрицательное движение Модеста. — Например, с Гардой. Сейчас он, наверно, еще в Институте.
— Нет. Не надо! — в глазах Мюнха появилось беспокойство.
— Как хочешь. Может, ты устал? Тогда измени форму кресла. Достаточно нажать кнопку с левой стороны. Как у тебя в комнате.
— Нет. Мне не хочется спать.
— Дать тебе еще таблетку бодрящего?
— Нет. Не хочу, — ответил он, брезгливо поморщившись.
Кама с беспокойством смотрела на него. После возвращения из Рима он стал очень нервным и даже агрессивным.
— Скажи, — спросил он снова, — они могут нас видеть? Наблюдать за нами? Слышать, когда мы этого не знаем?
— Кто?
— Ну, те… управляющие полетом. По визофону…
— Нет. Правда, они могут с нами связаться, но мы тут же узнаем об этом. Впрочем, если ты так уж хочешь, можно перейти на условную связь. Достаточно нажать вот здесь, — она показала на один из клавишей. — Тогда связь будет производиться только с нашего согласия.
Мюнх поднялся с кресла и как-то неуверенно подошел к Каме.
— Так сделай это!
— Если ты так хочешь…
Она нажала кнопку.
Он долго смотрел на щит, потом вдруг повернулся и подошел к столику, около которого стояла его дорожная сумка. Поставил сумку на столик. Открыл и машинально закрыл. Некоторое время задумчиво играл длинным ремешком.
Потом, словно забыв, зачем поставил сумку на стол, подошел к ближайшей полке с книгами. Потянулся за одной, открыл ее, перелистал, захлопнул и поставил на место. Взял другую.
— Что ты ищешь?
Он не ответил. Отложил книгу на полку и подошел к бару. Коснулся рукой механического подноса со столовым сервизом. Взял вилку, отложил, потом нож…
— Может, ты что-нибудь съешь? Или выпьешь?
Он быстро отдернул руку, так что нож упал с подноса на пол.
— Самообслуживание в баре очень несложно. Достаточно сказать: "Блокада, прошу…", и сообщить номер блюда по меню. Автомат действует по сигналу голоса. Как некоторые автоматы на улицах. Например, я хочу мандаринового сока, — она взяла карточку и прочла: — "Мандариновый сок — 23". Значит, надо сказать: "Блокада, прошу 23".
В подносе с глухим шипением открылся клапан. На небольшой, напоминающей мольберт тарелочке стоял стакан с пенящейся жидкостью.
— Хочешь? — спросила Кама.
Он отрицательно покачал головой, но потянулся к подносу и взял тарелочку. С интересом рассматривал предмет, казалось, взвешивал в руке.
— Что тебя так заинтересовало? Обычная тарелка. С отверстием, чтобы удобнее нести, — объяснила она, но он ее не слышал. Он смотрел уже не на тарелку, а куда-то поверх головы Камы на противоположную стену, за которой виднелись темно-голубые бескрайние волны моря.
