Александр Маслов - Земля без Пощады. Главы 1-9
7
Охранники в Пещерах, впрочем, как и везде, люди без милосердия и зачастую особого ума. Ум притупляется, когда днями, ночами дуреешь от безделья на посту, и платят тебе за тупую работу небольшие, но регулярные деньги. Какой же тогда ум, если не надо думать, как выжить, в какое дело пуститься, чтобы отхватить пару целковиков на жратву. Без таких важных мыслей превращаешься в животное, живущее в серости и угрюмом ритме. Может поэтому любая заваруха впрыскивает в кровь жуткую дозу адреналина: как же, вот оно разнообразие, движняк, развлекуха! И если на стороне охраны численный перевес и сила, то кидаются эти ребята исполнять долг с особым рвением, испытывая огромное чувство важности и демонстрируя всем, что не зря жрут свой скорбный паек.
– Руки! – заорал еще шагов с пятидесяти детина с красной повязкой на рукаве. Бежал он размашисто точно цирковой медведь на задних лапах, и АКСУ трясся так, что казалось, сейчас ударит длинной очередью прямиком по проходу, укладывая направо, налево и наших, и ваших.
За детиной спешили вприпрыжку еще трое. Двое в армейских бушлатах с калашами, один в меховой куртке, подняв ПМ стволом к потолку. И с другой стороны, от "Лома" пробивалось сквозь собравшихся зевак еще троица. Им что-то сердито верещала седая бабка, указывая то на женщину, стонущую в луже крови, то на Гусарова с татарином.
– Да нормально, ребята, вот руки, – Олег медленно, как положено, поднял обе и растопырил пальцы.
Асхат смог только одну: второй держался за простенок. Боль в пробитом картечью бедре крутила хоть волком вой, точно какой-то черт вогнал в тебя металлический прут и дергает то вперед, то назад. Попробуй, удержись на одной здоровой ноге, когда кроме боли еще в голове карусель, и багрово-черные пятна перед глазами.
– Я сказал, руки! – неожиданно резким фальцетом взвизгнул детина, подбегавший первым.
– Ранен он! – заметил Гусаров, заслоняя плечом Асхата. – Стоять не может без поддержки.
Это не помогло. Охранник, тот справный, остановился лишь после того, как врезал откидным прикладом Сейфулину в солнечное спленение. Татарин всхрипнул, теряя равновесие и сползая по стенке. Второй удар пришелся ему, уже падающему, по ребрам.
– Ох, и падла… – процедил Олег, сжимая челюсти, чтобы не заорать на пещерного матом. Правая рука из положения "вверх" мигом обвисла и потянулась под полушубок к тесарю – "Кроку", умытому ни одной нечистой кровушкой. И если бы дотянулась, то вспорол бы полное брюшко детины на раз. Только разум чуть руку придержал: за Асхата, конечно, самому аж больно и обидно, слов нет, но когда ты по существу один, а против тебя семь рож и представляют они власть да порядок, тогда самую крутую обиду надо отложить в сторонку. Окончательно отрезвил Гусарова зрачок калаша, черневший сантиметрах в тридцати напротив его сведенных бровей. Куда уже против такого аргумента? Плюнет сейчас горячим до шипения металлом. Их территория, их правила. Пулю в башку пустят не раздумывая, и от верховод этим липовым гвардейцам только благодарность. Как же: завалили строптивого чужака! Давно ходили слухи, что Хряпа такое поощряет, мол, знай наших, и каждый чужак пусть ходит в Пещерах на цыпочках да раскланиваясь.
Охранник со слетевшей до запястья повязкой хлопотал над Сейфом. Не обращая внимания на его рычание от боли, шмонал карманы и заветные места под дубленкой. Двое других тут же взяли в оборот Олега. Карабин стянули, "Крок", сверкнув начищенным лезвием, перекочевал в чужие лапы. А следом и звонкий кошель Снегирева. В общем, полный пипец. Патроны из карманов вытащили, зажигалку, блокнот с карандашом и несколько монет. Высыпали на пол горсть кедровых орешков.
– Да тормознитесь – не мы стреляли! Ребятки, вцепили вы не тех! – попытался объясниться Гусаров, обращаясь к охраннику в облезлой меховой куртке. Вроде мордень у него с легким отсветом мысли и совести. Похож на старшего среди этих горилл.
– Ты, урод, туда посмотри, – кто-то из стоявших сбоку, схватил Олега за волосы на затылке и рывком повернул к обменному пункту. Туда смотреть не слишком хотелось – там в красноватом свете факела лежало два трупа. Место, где прежде корчилась раненая женщина, заслоняли спины собравшихся полукругом зевак.
– Чего мне смотреть? Ты карабин мой вскрой, понюхай и то ружьецо чуть нюхни. Если умный, сразу поймешь, горелого пороха сутки наши стволы не знали! И магазин у меня полный: патроны, умник, посчитай, – едва сдерживая кипевшую ярость, произнес Гусаров.
– Нюхать ты будешь собственное дерьмо. В камере нанюхаешься. Пи.дец вам завтра, высерки, – пообещал крючконосый в армейском бушлате. – Вообще вы здесь охренели! Озерные?
– Не, не озерные. Видел их раньше. Вроде с Оплота, – ответил, опережая Гусарова, тот, что в куртке на меху. Спрятав пистолет в кобуру, добавил: – Ходоки они оплотские. Ладно, хорош здесь их трусить – давай в камеры.
Повели не мимо Кляксы, а обратным ходом. У Гусарова теплилась махонькая надежда, что если пройдут рядом с Кляксой, то есть шанс, что встретится Илюха Герцев (должен он подтянуться к месту стрелки). Но как толкнули прикладом в спину к седьмому коридору, то от надежды этой остался один дым.
Асхат, поначалу хромавший, обхватив Гусарова за шею, совсем скис и теперь волочил простреленную ногу. Штанина вымокла от крови насквозь: до колена и ниже голени проступили сырые, багровые пятна, и капли падали на пыльный пол. Благо до казематов оставалось немного: к средине седьмого прохода, там возле водогрейки и дровяного склада налево и шагов двести мимо бытовок охранников.
– Ого! С килограмм будет, – потрясая звонким кошелем Снегиря, приговаривал тот, которого Олег принял за старшего. – Богатенькие вы как буратины! Еще выясним, откуда бабло. Вид у вас больно чмырной, чтоб запросто разгуливать с такой монетой.
Гусаров с пыхтением тянул за собой Асхата и думал: скажи ему, что деньги в займы взял у Снегирева, так хрен знает, добро из этого вырастит или худо. Саньку-то знает большая часть Пещер. Знать – знают, но не все, мягко говоря, любят. И прежде чем его выпутывать в передрягу, нужно разобраться, что к чему. Подумал и предпочел промолчать. С другой стороны сильно долго молчать нельзя: если пещерные решат, что в смерти попрошайки и парнишки под "Ломом" виноват он с Асхатом, то расстреляют завтра же или сегодня ночью. Ни суда, ни адвокатов здесь нет (впрочем, их нет ни в Оплоте, ни Выселках, ни в шахтах или Озерном – нигде), решения по теме "казнить нельзя помиловать" принимают верховоды. Но Хряпа и Скрябец в силу своей занятости давно переложили важную привилегию на приближенных. Поэтому правда и неправда, жизнь и смерть в Самовольных Пещерах давно стали зависимыми от случайностей, чьего-то настроения да личных связей, симпатий, неприязни.
